Единственное, что он мог сделать, — лететь прямо и как можно быстрее. Кирилл увидел бой, он торопился к ним, мерцающая звёздочка его дюз становилась всё ярче, а Брюс, вцепившись в ручку, думал о ветре.

Очень сильный ветер Нереиды, и вибрация, которой корпус отвечает на его порывы. Три счёта на вдох, три — на выдох. Или не три. Чувствовать надо. У ветра есть ритм, и есть ритм у металла.

Человек, жмущий на гашетку с той стороны, тоже подчинён своему внутреннему ритму. Возможно, в голове его звучит какая-то музыка, мотивчик… барабанная дробь или джазовая синкопа. Что-то весёленькое, судя по частоте трассы.

Чувствовать надо!

Брюс почувствовал и вошёл в противофазу. Для этого, правда, пришлось пожертвовать линейностью движения, что немедленно аукнулось в компенсаторе, настроенном по медицинской карте взрослого мужчины. Глазные яблоки вдавились в череп, язык тяжело лёг во рту и, кажется, распух, щёки потекли вниз, будто сделанные из сырого теста. А веки! Сколько весят веки при этих «же»! А есть ещё вираж, когда правый глаз стремится вперёд, а левый притормаживает?

Кто-то думает, будто в наших генах записано, что мы ловим неземной кайф от такого вот аттракциона. Не было ли у нас: в роду сумасшедших?

— Что тут у вас происходит? — орал Кирилл, видя перед собой бушующее море огня и с ощущением собственного идиотизма устремляясь в самую его середину.

— Открывай шлюз, — отрывисто приказал Назгул. — Бери ту Тециму. Там Брюс.

— А ты?

— Нет времени! Хватай его и прыгай, я прикрою. Нынче все грамотные, чихнуть не успеешь — дюзы разнесут.

— Я тебя не…

— Не валяй дурака!

— Меня твоя жена сожрёт.

— Молчи и исполняй. За пятнадцать секунд до прыжка дашь мне отсчёт. Я пойду снаружи.

Есть ли на свете что-то холоднее решимости? Я в самом деле надеюсь, что мозаика сложится, если её как следует потрясти: несколько лет теоретической физики, топология многомерного пространства, электромагнитные свойства инверсионного следа, остающегося за кораблём, уходящим в прыжок?.. Кроме как на опыте всё равно не проверить К тому же другого выхода нет.

— Десять… девять.

Это целая вечность — пятнадцать секунд. Но я действительно не знаю, как это будет. Есть только подозрение… уверенность.

Боль!

Мы так и не поняли, каковы механизмы боли у существа, в теле которого нет ни единого нерва. Кристаллическая решётка металлопласта заменила нам нервную клетку. Чему там, скажите, болеть?