Мы будем ждать их на Пантократоре. Пусть он будет домом тем, у кого нет дома. Туда не пускают кого попало, но миз Ариадна всё устроила, и сейчас, когда удавалось отвлечься от мыслей о спасении сына, Натали размышляла насчёт социального устройства той странной планеты. Если она правильно представляла себе роль Ариадны во «всем этом», та не только с лёгкостью совмещала обязанности сиделки, выносящей судно, с ответственностью оперирующего врача, но и могла в любой момент подать голос на уровень высших функционеров. Во всяком случае, никаких видимых проблем с въездом на Пантократор у Натали не возникло.

К её удивлению, планета, долгое время сохранявшая за собой статус форпоста галактической медицины, а нынче позиционировавшаяся как оплот галактической же морали, выглядела почти не освоенной. Или же такой вид ей был старательно придан.

В космопорте её встретил улыбчивый пожилой мужчина, а дальше оба они долго ехали на машине по петляющей наземной дороге. Сколько видел глаз, кругом было зелено, но глаз видел недалеко — из-за густого тумана. Натали сказала бы — «высокая влажность», но спутник пояснил: «Ручьи разлились, весна». Массивные тени, выступавшие из пелены, оказались кустарником, а когда дорога поднялась выше и видимость улучшилась, выяснилось, что впереди высится горный хребет с вершинами, утопающими в тучах. На подступах к нему по зелёной равнине были разбросаны белые домики, похожие на пузатые грибы без ножек.

Вот и всё. Место, где она станет ждать. Зелёный костюм Ариадны, который Натали приняла за хирургический, представлял, оказывается, местный национальный цвет. Никто её не принуждал, и женщина могла с уверенностью сказать, что никто не делал ей никаких намёков, но весь гардероб, которым Натали обзавелась здесь, был тех или иных оттенков зелёного. Наверное, из подсознательного стремления гармонировать с пейзажем.

Никакого трудоустройства. Единственным чиновником, с которым Натали пришлось иметь дело по въезде, была молодая монахиня, объяснившая, что планета предоставляет ей статус гостьи с полным содержанием — она ведь прибыла даже без ручной клади! — пока ожидается решение её дела. Натали напряглась, заподозрив в приступе паранойи, что вся Галактика в курсе её бед и ценности её сына и только ждёт, чтобы завладеть Брюсом. В самом деле, собирают ли они тут все страждущие «одинокие планеты»? Для этого тут слишком малолюдно, извините. Но чиновница, скорее всего, просто употребила свойственный ей оборот речи. А после, сказала она, сами решите!

Наверное, Натали посчастливилось найти единственное место, где ожидание не навалилось на неё очередной тяжестью. Она обнаружила смысл в том, чтобы выходить из дома рано, сидеть на полене, а после, когда высыхала роса, — на траве, смотреть либо на горы, если был ясный день и заснеженные пики ясно вырисовывались в далёкой голубизне, либо на зелёные равнины, где прямоугольники огородов с ранними всходами выделялись, как брошенные наземь шёлковые платки. А потом и яблони зацвели в садах по берегам ручья. Это было лучше видео. Пантократор был спокоен, как штиль, и ни разу нигде у неё не возникла мысль, что всё может плохо кончиться.