– Назначаю вам постель на протяжении десяти дней. Позволяю вставать только по нужде.

– Десять дней не покидать свою каюту? Это хуже тюрьмы!

– Во-первых, мою каюту. – Дар-Вилла указала на топчан у противоположной стены. – Если я вам уступила свою кровать, это еще не значит, что позволю вам выселить меня из каюты. Во-вторых, никто вас не держит под замком. Но, если хотите выжить, вы будете выполнять предписания лекаря.

– Это просто необходимо, – важно кивнул Тер-Реус. – Лежать лучше на спине. Под ноги подложите свернутое одеяло. Будете пить лекарственные снадобья. – Он шагнул к столу, ловкими пальцами переставляя бутылочки. – Отвар боярышника. Пустырник. Мята перечная. Через десять дней, если самочувствие не будет ухудшаться, я позволю вам сидеть. Добавим к травам тысячелистник и руту душистую. Еще дней через десять – прогулки по палубе. Медленные и печальные. Надеюсь, к тому времени, как «Лунный гонщик» ошвартуется у пристани Бракки, вы сможете вернуться к полноценной жизни. Ну, с маленькими ограничениями.

– Это с какими же? – насторожился менестрель, который почти смирился со строгостями грядущего выздоровления, но продолжал ждать подвоха.

– Не есть острого и соленого. Есть поменьше жареного. Совсем исключить жирное мясо. Не пить крепкого вина. Ну, разве что сухого красного в небольших количествах. Высыпаться…

– Хватит, хватит! – воскликнул Ланс, закатывая глаза от ужаса.

– Нет, в самом деле… – проворчала Дар-Вилла. – Вы не видите, что у него сейчас случится второй приступ? Или того хуже, пран Ланс вскочит и бросится за борт.

– Тогда умолкаю. Пран Ланс, будьте любезны, выпейте вот это снадобье и следите за склянками. Я оставлю вам записку, что и когда принимать дальше.

Менестрель неохотно взял протянутую фарфоровую чашку. Опрокинул в рот. Горько, как слезы грешников в Преисподней!

– Каналья! – прорычал он. – Отравить меня хочешь?

– Лекарства редко доставляют столько же радости, сколь те пороки, которые приводят вас на ложе болезни, – невозмутимо парировал Тер-Реус.

– Философ… – изрекла шпионка.

Лансу очень хотелось сплюнуть, чтобы убрать отвратный вкус с языка. Кроме горечи снадобье отдавало привкусом кошачьей мочи.

«Кстати, – подумал альт Грегор. – А почему люди любую гадость связывают с кошачьей мочой? Неужели кто-то в здравом уме способен попробовать кошачью мочу, чтобы потом поведать об этом миру?»

С этими мыслями он и провалился в сон.

Когда Ланс снова открыл глаза, в каюте горела свеча. Судя по темноте за окном, наступила ночь. Ну, или поздний вечер.

Дар-Вилла читала, примостившись на своем топчане. Пухлая книга в кожаном переплете и с уголками, окованными бронзой.