Тем временем коридор кончился, и они вышли на открытую площадку, полукругом выступающую из стены башни. Над ней висело непроглядное полотно бархатной тьмы, а к своду, состоящему из Ничего, были прикованы цепями несколько огромных шаров свинцового цвета. Время от времени шары дергались, как будто пытались оторваться от своих оков, и снова безнадежно замирали.

– Вот они, кормильцы наши, – сказал Морох и схватил Гейру за запястье. – Вон там, в этих шариках, заключены те, кто и вправду бросал вызов Небесному Тирану. Но они были смяты, растоптаны, и я видел это, потому что тот, кем я тогда был, участвовал в этой битве на стороне Творца. И когда эти могучие гордые духи были закованы, я стал их тюремщиком. Их сила отделена от воли, а воля от сущности, иначе никакая тюрьма не удержала бы их. Я стерег их тысячи лет, и чем дальше, тем сильнее грызла меня зависть. Ты слышишь! Я, свободный, завидовал им, плененным. Они не в силах использовать свою мощь, которую никто не сумел уничтожить, они не могут даже пошевелиться, настолько надежны и несокрушимы эти запоры, но однажды случилось то, к чему я стремился веками, – я добился того, чтобы они заметили меня, своего ничтожного тюремщика. Теперь уже никто и нигде, кроме меня и самого Небесного Тирана, не помнит их имен, и в этом я равен самому Творцу. Мое знание помогло мне до них докричаться, когда им наскучило хранить свое молчание. И я предложил им воплотить их замыслы, пользуясь силами, которые им остались подвластны. Потом мы скрылись от всевидящего ока Творца все вместе – и тюремщик, и тюрьма, и заточенные в ней. Я сам нашел эту пылинку, эту крохотную щель в сотворенном пространстве. Я сам не знаю, где мы сейчас – может быть, в наросте грязи на ноге какого-нибудь нищего или в недрах какой-нибудь звезды… Стоит оторваться от созерцания очевидного, начинаешь понимать, что бесконечное может уместиться в малом. Хотя, возможно, и тот мир, который я жажду уничтожить, чтобы сотворить вновь, и так зажат у меня в кулаке… Впрочем, нас никто и не ищет, потому что в моих руках ключ от узилища, и если я почувствую обращенное на себя всевидящее око, я, не раздумывая, выпущу их на волю, и это мое самое грозное оружие. Я неуязвим. Я намерен, сколько бы времени и сил это ни отняло, добиться всего, что наметил. А когда я создам первый свой мир, живущий по данному мной закону, взор мой обратится дальше и дальше – в бесконечность…

Говоря громче и громче, Морох всё крепче и крепче сжимал запястье Гейры, и в конце концов страшная боль пронзила всё ее существо. Вопль, прокатившийся многократным эхом под черными сводами, заставил Мороха вздрогнуть и ослабить хватку. Она вырвалась и метнулась к ближайшему шару. Но в последний момент Великолепный схватил ее за ногу, подтянул к себе и прижал коленями к каменному полу.