— Я далек от такого фатализма.
— Послушай, мои знания делают меня рационалистом и поэтому я говорю то, что говорю. Все просто, это наш с тобой мир выложил очередной козырь. Знаешь, люди зовут это эволюцией.
— Объясни.
— Старый закон — выживет сильнейший — в наше время слегка видоизменился. Выживет наиболее терпеливый, умеющий хорошо приспособиться, пойти на поводу у обстоятельств. Это не хищник, желающий активных действий, это падальщик, довольствующейся тем, что перепадает к нему от стола более сильных особей. А ты не такой, поэтому рано или поздно найдется тот, кто превзойдет тебя. А твои останки достанутся тем самым, терпеливым и приспособившимся. Борись, не борись, все тщетно. В твоей игре нет победителей. Ведь за скобки ты вынес как раз тех, кто не вписался в твое мировоззрение, — отрешенных, безучастных, словом, всех, кому удобнее смотреть, как ты рвешь себя на части в никому не нужной войне.
— Не верю.
— Твое право. Но знаешь, самое смешное то, что в итоге твои враги спляшут погребальный танец на твоих костях.
— Патриархи?
— И они среди прочих. Ведь заметь, что до сих пор ни один из них не нанес своего удара. А еще будут люди.
— Жалкие создания.
— А ты не задумывался, что именно их слабость есть лучший защитный механизм. Даже таким бесхозяйственным хищникам, как каиниты, не приходит в голову полностью их уничтожить. И они прекрасно себя чувствуют. Даже несколько сотен тысяч ежегодных жертв в ваших пастях не очень высокая цена за жизнь остальных миллиардов. Даже если вы начнете истреблять их намеренно, они выкарабкаются.
— Ты правда так считаешь?
— Не комплексуй, Ватек. Ты очень сильный игрок, и я не завидую твоим противникам. Но ваше копошение не стоит и слов, потраченных на него. Космос мудр и стар, гораздо древнее любого из нас. И мы пешки в его тайных играх, мотивы его нам неподвластны.
— Оставь высокопарный тон для иной ситуации.
— Я стою у самого порога, так что позволь мне изъясняться в удобной мне манере. Хотя, впрочем, ты прав, у остающихся здесь есть проблемы насущнее космических. Но решать их вы должны сами.
— А ты все же хочешь жить, хоть и стараешься показать свое смирение. Ты просто храбришься.
— Ты прав, а кто жить не хочет? Покажи мне это существо, и я плюну ему в глаза. Другое дело, что смерть не исключает жизнь, а просто видоизменяет ее. Делает глубже и насыщеннее. Когда ты поймешь это, твое существование резко изменится. Знаешь, ты даже можешь приобрести его смысл.
— Иными словами, жить ради смерти — это все, что стоит делать?
— Не совсем так, но в общих чертах ты прав.