Лалджи закончил мыть палубу. Утром придется повторить уборку и посыпать песком пятна, но пока что этого достаточно. Он начал вытаскивать якорь. Через мгновение рядом оказалась девочка и принялась ему помогать. Лалджи уселся за руль. Какая потеря, подумал он. Какая огромная потеря!

Течение медленно увлекло лодку на середину реки. Девочка подошла к Лалджи и опустилась на колени рядом с ним.

– Они будут нас преследовать?

Лалджи пожал плечами:

– Если нам повезет, то нет. Они будут искать нечто более серьезное, чем мы, – ведь пропало слишком много их людей. Теперь, когда нас осталось только двое, мы покажемся им мелкой рыбешкой. Если нам повезет.

Она кивнула, обдумывая слова Лалджи.

– Он спас меня, вы видели. Я должна была умереть.

– Да, я видел.

– А вы посадите его зерна?

– Теперь, когда его нет, их некому посадить.

Девочка нахмурилась.

– Но у нас их очень много.

Тази встала, скользнула в трюм и вернулась с сумкой, где были запасы еды Боумена. Она принялась выставлять кувшины на палубу: рис и кукуруза, соевые бобы и зерна пшеницы.

– Но это всего лишь еда, – запротестовал Лалджи.

Тази упрямо покачала головой:

– Это его зерна, Джонни – Яблочное Семечко. Я не должна была ничего вам говорить. Он не верил, что вы довезете нас до самого конца, не верил, что согласитесь меня взять. Но вы ведь также сможете их посадить, правда?

Лалджи нахмурился и взял кувшин с пшеничными зернами. Они плотно заполняли внутреннее пространство, их были там сотни, и каждое не патентованное, каждое с генетической инфекцией. Он закрыл глаза и представил себе поле: ряд за рядом зеленых шелестящих растений, и его смеющийся отец с широко разведенными в стороны руками.

«Сотни! Тысячи, если ты будешь молиться!» – кричал он.

Лалджи прижал кувшин к груди, и на его губах медленно расцвела улыбка.

Лодка продолжала плыть вниз по течению, еще один груз из множества прочих, которые несло мощное течение Миссисипи. А вокруг высились темные махины барж, движущихся к гавани Нового Орлеана; все они скоро окажутся в огромном мире.