Я предложил его Монаху, но тот снова отказался.
Я выпил довольно прилично. Я уже так давно не наслаждался вкусом вина, что его аромат казался мне настоящим чудом.
Я выпил довольно прилично. Я уже так давно не наслаждался вкусом вина, что его аромат казался мне настоящим чудом.
Я пил и говорил. Монах сидел молча и слушал. Он спросил меня, как так вышло, что я шел совсем один и тащил такие тяжелые сани.
Я пил и говорил. Монах сидел молча и слушал. Он спросил меня, как так вышло, что я шел совсем один и тащил такие тяжелые сани.
―И что ты ответил ему?
―Вино развязало мне язык. Боюсь, я рассказал ему все. Вероятно я и сам не подозревал, насколько сильно мне нужно было исповедаться, не держать все внутри себя. В конце Монах кивнул…
―Путь до Рима долог и опасен, — сказал он. — Начиная отсюда — все меньше дорог, по которым можно пройти, и все больше блокпостов.
―Путь до Рима долог и опасен, — сказал он. — Начиная отсюда — все меньше дорог, по которым можно пройти, и все больше блокпостов.
―У меня нет выбора, — ответил я.
―У меня нет выбора, — ответил я.
―Выбор есть всегда. Дорога на Милан почти свободна.
―Выбор есть всегда. Дорога на Милан почти свободна.
―Но я иду не в Милан.
―Но я иду не в Милан.
―Никогда нельзя знать наверняка. Если путь короче, это не означает, что он лучше.
―Никогда нельзя знать наверняка. Если путь короче, это не означает, что он лучше.
Я ухмыльнулся. Я чувствовал себя пьяным. Рыгнул, и отрыжка от чересчур крепкого вина наполнила рот кислым. Монах протянул руку, чтобы палкой расшевелить пламя костра.