И тогда раввин решил осуществить свой план. Каким бы безнадежным он ни был, это их последний шанс.
Самуэль молча молил Бога дать ему сил.
Трясясь как лист, он поднялся на ноги. Потом повернулся назад, к своим людям, широко разведя руки.
Он знал, что представляет собой очень соблазнительную мишень.
Но театральность этого жеста была необходима.
―Братья! — прокричал он. И взмолился про себя: «Господь Израиля, помоги мне!»
―Братья! Господь даровал нам этот день, чтобы он стал днем нашей победы! Из тьмы мы выйдем к свету! Господь, отдавший в руки Израиля филистимлян, амаликитян и амореев, поможет нам и сегодня.
Самуэль несколько раз закрыл и открыл глаза, тяжело дыша. У него кружилась голова. Но мысли оставались невероятно ясными. Он еще шире раскинул руки. Теперь его ладони были направлены на небо. Под защитной формой грудь тяжело вздымалась, шурша синтетической тканью.
Самуэля охватила бессознательная радость.
Он оглядел напуганных солдат, лежавших в снегу. Мотнув головой, со смехом прокричал:
―Не бойтесь!
Лежавший в сотне метров от него Джон Дэниэлс смотрел на происходящее, не веря своим глазам. Он хотел было подбежать к раввину и остановить это безумие, но голос Алессии остановил его.
Всего одно слово. Но его было достаточно. Затаившись в снегу, Джон смотрел, как молодой раввин изображает пугало под прицелом снайпера.
В его сознании Алессия успокаивала его даже не словами, а каким-то первобытным шепотом, на языке до языка, состоявшем из универсальных смыслов.
―