Лакрима была жива. Только ее красота куда-то делась. Нет, ни одна черта прекрасного лица не была искажена, но из них исчез свет. И даже злобе или презрению, которые способны порою заменить жизнь в прекрасном, не было места в пустоте и бессилии. Зола лежала под жаровней. Потолок покрывали кровавые разводы пополам с копотью. В открытые окна залетал холодный ветер и наметал понемногу снег. Лакрима сидела, поставив локти на стол, держала в руках чашу с горячим напитком и медленно, со свистом, потягивала из нее что-то, что должно было вернуть румянец на ее щеки.

– Садись, – кивнула она на соседнюю скамью. – Наливай. Если ночь не спала, самое то. Корни, травы, ягода. Никакой магии. Ни колотуна потом, ни сонливости. А я жива, как видишь. Только голосок охрип, да не хочу ничего больше. Все, что поняла, так только то, что сила эта не под мою руку. Думаю, надо уходить. Или перебираться в свою башню. Боюсь, там тоже купол в крови. Но нашей башне кровь не в диковинку, святости в ней нет, это не молоко в расплавленный свинец лить. Постоит еще. Правда, толку от этого чуть…

– Ничего не разглядела? – спросила Лава.

– Еще немного, и глядеть было бы нечем, – ответила Лакрима и сбросила капюшон на плечи. – Как тебе?

Часть прядей на ее голове серебрились сединой.

– Двенадцать послушниц не выдержали эту ночь, – прошептала Лакрима. – Я удивлена, что ты выжила. Крепко спала? Или у тебя был квач? Говорят, если упиться, то и не такое можно пережить. И не вспомнишь…

– Это… – начала Лава.

– Это как ядовитая нить, – прошипела вдруг Лакрима. – Как тетива, что режет пальцы. Обрубить нельзя. Только распустить! Развязать узел! Дальний рог – Пир в Светлой Пустоши. А ближнего я не вижу! Не вижу! Гудят шесть башен, а где тетива прихвачена, не вижу! Кроет кто-то конец ее мглою! Великий маг, великий… Но незнакомый. Не Табгес, не тем более Сол Нубилум. Этот вообще раздавил бы уже всех нас, не вынимая из постелей. А ты говоришь… противостоять. Или ты сама не знаешь, когда по силам тебе дело, а когда нет? Знаешь, каково это, когда ты сидишь за круглым столом среди равных, но знаешь, что вот этот вот негодяй способен лишить тебя жизни, шевельнув пальцем, а вот этот только подумает, и порвет на части и тебя, и твоих друзей, и того, кто убить тебя мог, шевельнув пальцем. А? Каково? А если ты знаешь, что вот этого всесильного может плевком уничтожить тот, что правит теперь Ардуусом и Светлой Пустошью? А если ты знаешь, что и он против того, кого тянет из бездны – мотылек? Энки благословенный, сегодня уже двадцатый день второго зимнего месяца, а я… Каждый год в это время я была или в Эшмуне, или в Офире… Ты знаешь, какое там море?