Мало нужно для счастья на самом-то деле, очень мало.

— Фигли… подойти можешь?

— Что случилось, Сергей?

— Попробуй, — шепчу, — бок мне слева пощупать. Только нежно. А то помнится мне, что в процессе подъема чего-то там явственно хрустнуло.

— Так?

— Ну… можно чуть сильнее… ЧУТЬ сильнее!

— По-моему, ребра у тебя в порядке, — задумчиво так произносит гном. — Хруст же, что ты слышал…

Перегнулся он через меня, дзинькнул чем-то.

— Хруст, что ты слышал, — повторяет, — издавал он. Он — это мой лиарион. Точнее, его останки.

Вот ведь обидно как получилось — я его даже у эльфов не оставил, место в мешке выкроил… и на тебе!

— Понятно, — вздыхаю. — Остались мы без музыки. Теперь его только похоронить где-нибудь надо. С почестями и надписью соответствующей: пал смертью героя в ходе высадки во вражий тыл!

— Шутишь, — констатирует Фигли. — Это радует.

На самом деле шутил я примерно наполовину — в похоронах музыкального инструмента еще и необходимость имелась, производственная. Если черным вдруг все же придет в голову мысль край утеса прочесать, то разломанный лиарион может их и на дальнейший мыслительный процесс подвигнуть.

Ладно.

В итоге насчет засады я оказался прав: только правота эта запоздалая никакого удовольствия мне не доставила.

Мы пошли через вершину: Фигли сказал, что так будет проще и быстрее, нежели идти по склону в обход нее. И когда поднялись, увидели, что на перешейке ярко пылают в ночи три больших костра. А вокруг них бродят зеленые, с клыками… всего я в бинокль насчитал девяносто трех орков, так что скорее всего там полная сотня расположилась.

— Как думаете, — спрашиваю, — получится мимо них просочиться?

— Нет, — с сожалением отзывается Колин. — Тут не проскользнет даже эльф.

— И что же делать? — Это Дара спрашивает.

Я, прежде чем ответить, еще с минуту на зеленых сквозь «цейс» полюбовался и решил, что эльф прав. Не выйдет просочиться. Слишком уж узок перешеек, а орки все время бродят от костра к костру и к берегу… к берегу, похоже, чтобы от выпитого избавляться.