Светлый фон

— Все равно. Я не хочу, чтобы ты и близко подходил к этим распутным и распущенным…

— Я к ним в объятья не собираюсь бросаться. И вообще — ты в бога веришь, а он тебе велит таких, как они, жалеть и прощать.

— Да, ты прав… Они несчастные — потерянные души.

— Давай так договоримся — мы с Войцехом к девкам отправимся нашу задачу решать, а ты за их потерянные души помолишься в сторонке.

Глава 27

Глава 27

Погасил тусклый свет, приоткрыл темную штору и посмотрел на затихшую улицу за припыленным окном. Точки, с которых квартира хорошо просматривается, я определил раньше, и сейчас только нашарил их привычным взглядом. Не заметил ничего подозрительного — прохожих на улице и машин на дороге нет. Окна здания напротив не засвечены, подъезды закрыты. На подсвеченной ночным светилом крыше никого не видно, нет ни тени, ни блика, ни проблеска. Но мне не спокойно. Немцы выйдут на нас — это только вопрос времени. Надо нам срочно срываться с места. Пора покинуть съемную квартиру… и Варшаву, и Польшу. Черт…

Осторожно открыл окно, предварительно обработанное антибликовым средством. Стараясь не шуметь, сошел на карниз, перебрался на пожарную лестницу. Спустился на последнюю площадку и присел на корточки, собираясь спрыгнуть. Смотря вниз, на асфальт, вспомнил про колено. Черт… Еще сутки пробегаю — и сустав точно пунктировать придется.

Так и не могу решиться прыгнуть, пытаюсь придумать, как спуститься помягче… как сползти. Заслышал скрип подъездной двери — Войцех идет. Он меня чуть в стороне ждать должен. С досады, что придется прыгать, скосил злой «волчий глаз» и… Вашу ж…

Я пригнулся к площадке, смотря через железные прутья на человека, вышедшего из тени и вставшего в тени. Вот и все — они здесь.

Человек меня не заметил. Я залег в тишине, готовясь хоть рассвет так встречать, не взирая на холодающий ветер. Стараюсь рассмотреть его лицо, но не получается. Он видит одного Войцеха и выслеживает он Войцеха, а не меня. Он не знает, что я здесь. Промерзший поляк пошел в подворотню, скрываясь от промозглого ветра, потянувшего осенью. Присматривающий за ним человек выступил из тени и отправился следом за ним. Я вперился глазами в его лицо, но он высоко поднял воротник пальто и низко пригнул голову — я снова его не разглядел. Только… Сердце свело, когда лунный свет коснулся его лица. Я видел его краем глаза в тусклом освещении всего секунды две. Только… Я точно заметил в нем нечто знакомое. Знакомое и страшащее до того, что сердце сводит. Я прогоняю память по прошлому раз за разом, но не припоминаю. Поставил перед мысленным взором нечетко очерченного человека, примеряя на него знакомые черты, и он стал четче. Я помню его — этот костлявый нос, эту жесткую челюсть. Шлегель… Эрих Шлегель… Эрих Шлегель!