Павел молча смотрел на профиль Нефедова. За эти три дня некромант постарел на добрый десяток лет: вон, даже седина во весь висок. Осунулся, глаза впали. Танатолог не стал ничего спрашивать – тем более, не задал вопроса, который всегда крутился у него на языке: а тебе не кажется, что упокаивать – это то же самое, что во второй раз убивать? Вздохнул и открыл запертый на ключ ящик стола. Спирт для дезинфекции – снаружи и изнутри – у него не переводился. Разводить не стал, плеснул в коричневатые от чая кружки. Придвинул поближе бутылку минералки.

– Ну что, помянем рабу божию Алису? Пусть теперь покоится с миром.

Привычно отдышался, запил тремя глотками воды, прислушался к обжегшему пищевод и желудок зелью.

Некромант покрутил в руках чашку. Отставил. Произнес, поглубже засунув руки прямо в перчатках в карманы – теперь он непрерывно мерз.

– Ты никогда не спрашивал меня, как я стал…

* * *

На Бабуле держался весь мир маленького Кирилла.

Мир наступал, когда Бабуля разнимала ссорящихся родителей. А если не наступал, то уводила Кирилла в свой дом, и тогда он все равно наступал. Бабуля кормила его печеньем и блинами, играла с ним, какие бы игры он ни выдумывал, и никогда не отмахивалась от бесконечных вопросов: «Да ты достал уже со своим «почему»!»

Кириллу было пять, когда она умерла. Позже он думал, что, если бы хоронил ее вместе со всеми, ничего бы не случилось. Но родители проявили невиданную до того чуткость, решив, что для ребенка это будет психологической травмой. Поэтому слово «умерла» ему ничего не говорило: как будто Бабуля уехала далеко и надолго, но все равно вернется.

Он удрал в бабушкин дом на третий день. Родители теперь ругались непрерывно, а если он попадался им на глаза – а как этого избежать в однокомнатной квартире? – перепадало и Кириллу. Бабулин дом стоял среди высоток; небольшой, как он теперь понимал, покосившийся и старый. Бабушка наотрез отказывалась отдавать дом на снос: «Похоро́ните меня вместе с ним!» Но вот дом еще стоял, а Бабуля…

Кирилл открыл дверь стащенным ключом, аккуратно запер ее за собой. В доме было темно и холодно. Кирилл тихонько окликнул бабушку, смутно надеясь, что она всех обманула и спряталась здесь. Тут-то его в первый раз и накрыло: он наконец понял, что Бабули не будет никогда-никогда. Он долго рыдал, лежа на нерасстеленной кровати, пока не уснул, кое-как закутавшись в холодное сырое одеяло.

Проснулся на рассвете. Рядом на стуле кто-то сидел – сгорбившись, неподвижно.

– Бабуля? – вскочил он, еще не до конца проснувшись. – А они сказали, ты умерла!