– Куда повез?
– Куда повез?
– Куда-куда… Куда глаза глядят. Горе-то у них какое!
– Куда-куда… Куда глаза глядят. Горе-то у них какое!
– Горе? Какое горе?
– Горе? Какое горе?
Блеклые глаза тети Маши блеснули. Она опускает сумку на ступеньки, явно настраиваясь на долгий разговор.
Блеклые глаза тети Маши блеснули. Она опускает сумку на ступеньки, явно настраиваясь на долгий разговор.
– Так дочку они схоронили. С месяц назад.
– Так дочку они схоронили. С месяц назад.
– Кого? – тупо спрашиваю я.
– Кого? – тупо спрашиваю я.
– Наташу, дочку! Ой, молодая была, ой, молодая… в гробу-то лежала, как живая… Личико нисколько не попорченное… Носик востренький, вся в белом, цветов нанесли-и…
– Наташу, дочку! Ой, молодая была, ой, молодая… в гробу-то лежала, как живая… Личико нисколько не попорченное… Носик востренький, вся в белом, цветов нанесли-и…
Я беспомощно смотрю на нее снизу. Кто в гробу? Какая Наташа? Какая дочка?
Я беспомощно смотрю на нее снизу. Кто в гробу? Какая Наташа? Какая дочка?
– И не видать вообще, что в аварию попала!
– И не видать вообще, что в аварию попала!
– В аварию?
– В аварию?