Пальцы, сжимавшие фотографию, побелели.

– Я такая глупая, Живчик, такая глупая… Знаешь, есть вещи, про которые думаешь, что они никогда с тобой не произойдут. Вот я в детстве любила сесть у окна, смотреть на звезды и представлять, что я гуляю по ним, как по улице, летаю в темном космосе, без крыльев, просто потому, что умею летать. Но я же знаю, что никогда не полечу на звезды. Так же как никогда не стану правителем страны или певицей – у меня нет желания владеть людьми и совершенно отсутствует голос. Ко мне никогда не приедет добрый дядюшка из заграницы и не оставит в наследство фамильный замок вместе с парой миллионов на счетах. Я не превращусь внезапно в рыбу и не напишу гениальный роман за один день. И, разумеется, абсолютно точно, я никогда не смогу одновременно любить двух мужчин…

Агата опустила фото. Потянувшись, вернула его на тумбочку.

– Я была уверена. Я так думала. То есть даже не думала. Кто специально думает о таком? Я не верила, что такое бывает. Когда где-то в книгах мне попадалась «треугольная» история, я только усмехалась – не может быть! Герой или героиня на самом деле любят кого-то одного, а второй это так, мимолетное увлечение, легкая привязанность, страсть-однодневка. Или они вообще никого не любят, и все это глупая игра гормонов (как совсем недавно просветили нас ученые) или вовсе неумная выдумка автора. Я твердо знала, что со мной такого никогда не случится. – На губах мелькнула кривая улыбка. – У мироздания есть чувство юмора, Живчик.

Перебравшись поближе, слово прижалось щекой к Агатиной ноге. Та почесала его за ухом и в задумчивости взяла на руки.

– Пойдем на кухню, – сказала она. – Налью тебе молока, а себе чаю. И расскажу про три лета. Три лучших лета в моей жизни.

От залетевшего в форточку ветерка колыхнулись желтые тюлевые занавески. На кухне было все так же солнечно, пахло деревом и ванильным печеньем. Печенье Агата напекла еще с утра – она нечасто посвящала себя настоящей готовке, но завтра в их городишке должны были проводить благотворительную ярмарку. Собирали деньги на нужды солдат, ушедших в Скэрриборо.

Агата заварила чай, блюдечко наполнила молоком и поставила прямо на стол, чуть поодаль от своей чашки. Не заставившее себя долго упрашивать слово пристроилось рядом. Стащив пару печенюшек из укрытой салфеткой корзины, женщина положила их между собой и Живчиком, как бы приглашая того угощаться, и, присев, вдохнула чайный аромат. Тянуло ягодами и мелиссой – сладко, но с цитрусовой кислинкой.

Она запрокинула голову, едва слышно вздохнула, затем вернулась взглядом к слову.