Он знал, что молодые девчонки, приходившие в это кафе, хихикают над её внешним видом, и в то же время невольно копируют её манеру одеваться, осанку и интонации. Клара как-никак легенда местного магического сообщества – маг-словесник высочайшего уровня, автор научных статей и книг, преподаватель местного университета. То ли по капризу судьбы, то ли по собственной воле она так и не уехала из родного города, хотя вполне могла бы работать в столице. Полковник никогда её об этом не спрашивал.

«Вот нас и осталось трое, – с горечью подумал он, – трое никому не нужных странных стариков. Ещё вчера нас было четверо. А однажды не останется никого».

– Вот если бы нам найти привязку, – осторожно сказал Лазарь Моисеевич. – Что его держит здесь? Найти бы… А, Полковник? Пара дней у нас в запасе есть, пока… эээ… пока он более-менее похож на живого, я извиняюсь. Сейчас, слава Богу, не жарко.

Полковник молчал, задумчиво глядя, как штормовой ветер треплет два маленьких кипариса, которые несли вахту в тяжёлых глиняных горшках у входа в кафе.

– В конце концов, мы встречались в этом кафе почти каждый день лет двадцать, – сказала Клархен.

– И он часто соглашался сыграть с нами в преферанс, – добавил Лазарь Моисеевич.

– Он всегда уступал мне место, если не оставалось свободных стульев.

– Он не обижался, даже когда мы спорили с ним о политике. Добрейший был человек, Боже мой!

– А когда я болела – всегда звонил и спрашивал, не нужна ли помощь. Однажды принёс бульон, который сам сварил…

– В конце концов, он был таким же магом, как и мы!

– Он был очень одиноким.

– Ему больше некому помочь, Полковник. Не упокаивать же, в самом деле…

Полковник наконец оторвался от созерцания кипарисов.

– Ноэль был нашим другом, – глухо сказал он. – И мы должны сделать для него всё, что в наших силах. А упокаивать… Если уж только совсем ничего не выйдет.

Может, ему и показалось, но Клархен и Лазарь вздохнули с облегчением.

Упокоение – процедура сложная, жестокая и, по сути, мерзкая. После смерти душа должна выскользнуть из тела, как ядро ореха из скорлупы, как ребёнок из чрева матери, – целая, созревшая, готовая к дальнейшему пути. Если тело умерло, а душа не смогла выйти, – умерший превращался в бродячего покойника, существо опасное и непредсказуемое. И если не удалось найти причину, по которой душа застряла в умершем уже теле, – бродячий покойник однозначно подлежал упокоению. Тогда во время обряда связи, скреплявшие тело и душу, грубо разрывались, а вместе с ними рвались и тонкие эфирные оболочки. Да, тело отправлялось на кладбище и более не тревожило живых, но что после этого происходило с душой… Правильнее всего это было бы определить как полную и окончательную смерть.