– Ему колют морфий, – предупредил врач. – Он в полузабытьи, вряд ли узнает вас.

– Ничего, – прошептала Агата. – Это ничего.

Она отворила дверь и робко вошла в палату. Здесь не слышалось ни смеха, как в одних отделениях, ни мучительных стонов, как в других. Здесь лежали тяжелые. В сознание они приходили редко.

Агата опустилась на табуретку рядом с железной кроватью. Закусила губу.

Бледный. Какой же он бледный. Лицо – воск, черные круги под сомкнутыми веками, борозды морщин. И бинты. Вся грудь, весь живот – всё в них.

Женщина коснулась пальцами лежащей поверх простыни ладони с синими венами, сжала руку. Не отпускать. Единственное, что она может – не отпускать. Словом ли, мыслью… Она наклонилась ниже, закрывая глаза, прижимаясь щекой к щеке.

– Останься тут. Пожалуйста. Ты ведь можешь. Ты сильный, ты самый сильный из всех, кого я знаю. Тебе есть ради кого жить. Останься.

Веки мужчины приоткрылись. Агата вздрогнула, отстраняясь, всматриваясь в него. Взгляд Марека скользнул по ее лицу, по глазам с мелькнувшей в них безумной надеждой. Губы неожиданно улыбнулись, словно мужчина увидел сон. Очень хороший, добрый сон. Тот единственный, который хотел увидеть. Веки сомкнулись.

И Агата застонала. Еле слышно. Впиваясь ногтями в собственную кожу.

– Марек… родной мой… прости. Я не успела.

– Мисс Линделл, – позвали ее от двери. – Вам пора.

Она кивнула, медленно поднялась и пошла к выходу из палаты. В окне показалось и тут же скрылось небольшое слово с солнечной шерсткой.

Похоже, на улице опять собирался дождь, и небольшой садик при госпитале оставался пустым. Была занята только лавочка в дальнем краю, у самой ограды.

– Ты подглядывал, Живчик? – спросила Агата, почесывая найденыша за ухом. Тот виновато опустил глазенки. – Значит, все видел сам. Видел его… Я не знаю, что делать. Просто не знаю, Живч…

Она вдруг замолчала, подняла слово на руки, рассматривая со всех сторон. Ну да, точно. Серые крапинки на боках превратились в полосы, а на хвосте прорезалась отчетливая изумрудная полоска.

– Да ты же оформился! – воскликнула Агата в удивлении. – Ты теперь глагол! Ты… Жить. – Она опустила слово на скамейку. Уставилась так, будто впервые видела. – Жить. Как символично.

Отвернувшись, сделала глубокий вдох.

– Надо же, вот как бывает. Жаль, правда, что ты не то слово, которое может мне помочь. Ты ведь не имеешь понятия, как оживлять людей. Не имеешь понятия…

Она вновь резко умолкла. И вскочила на ноги с такой стремительностью, что едва не вывихнула лодыжку.