Увязая в серой крупе, арбитр пробежался вдоль высокого борта грузовика, закинув дробовик на плечо. Плащ пришлось расстегнуть, полы мотались по сторонам и буквально липли к ногам. Боргар глянул из‑за высокого колеса, оценивая обстановку за поворотом. Что‑то звякнуло над ухом, высекая длинную искру из металлического кузова. Арбитр лишь досадливо поморщился — уберечься от неприцельного обстрела из темноты не было никакой возможности, оставалось лишь надеяться на криворукость гретчинов, ведущих редкий беспокоящий огонь из пороховых самопалов. Нобы до такого не опускались, предпочитая мериться силами в старой доброй рукопашной.

— Боргар, — голос губернатора отозвался в правом ухе. — Что у тебя?

— Плохо, — быстро отозвался Владимир, бросая взгляды по сторонам. — Мелкие твари обстреливают грузовики, раздергивают силы. А те, что больше, выбивают машины выборочно.

— Резерв есть?

— Уже нет, — ответил арбитр, машинально глянув назад, туда, где последняя тройка его энфорсеров перестреливалась с серо — зелеными тенями, перемещавшимися на границе света и тени. Яркие вспышки лазганов чередовались с желтыми сполохами, извергаемыми из стволов орочьих ружей.

На противоположной стороне длинной вереницы машин бухнуло и оглушительно зашипело. Что‑то похожее на косматую оранжевую комету по крутой параболе взмыло в черное небо, на мгновение зависло и устремилось вниз. Боргар тоскливо выругался, прикидывая, куда упадет снаряд не то баллисты, не то примитивной гаубицы. Самодельная бомба обрушилась метрах в пятидесяти по направлении к "хвосту" колонны, довольно близко к трассе. Жахнуло так, что несмотря на фильтры — наушники Боргару заложило уши. Ударная волна ощутимо качнула ближайшие машины, арбитр прикрыл лицо ладонью, но острые снежинки все равно резанули крошечными лезвиями уши и лоб. Снежная волна разошлась кругом от эпицентра как маленькое торнадо. Боргар мотнул головой пытаясь вытрясти звон в ушах. Орки дружно возопили, радуясь процессу и отменной пиротехнике.

По веренице машин словно прошла конвульсивная дрожь — будто спазм прошел по всей веренице железных громад. Колонна продвинулась еще на несколько метров и опять намертво встала. Боргар внезапно, остро ощутил собственное одиночество и бессилие. В первую очередь беспомощность как командира, который остался без армии и сколь‑нибудь вменяемого плана. То, что арбитры в целом не учились полевым сражениям, служило слабым оправданием. Скорее даже очень — очень слабеньким.

— Есть мудрые идеи?

На мгновение Владимиру показалось, что с ним говорит собственное безумие, но в следующую секунду арбитр понял, что губернатор вернулся на линию.