Иероглифы были старые, похожие скорее на пиктографы, чем на настоящие древнеашэдгунские. С такими сразу не справиться.

А господин Чрагэн навис над столиком и не желал уходить.

– Как? – спросил он, сухо дыша в затылок.

– Тяжело, – честно признался я, вставая с кровати и пододвигая к столику стул. – Но оставьте его мне на сутки, и все, что можно, я из него выдавлю.

Старик занервничал, потер лысину, кашлянул.

– Н-ну, – протянул он, – ну хорошо. Но только на сутки. Есть причины…

Он неопределенно помахал в воздухе папкой.

– Да, разумеется. Понимаю. Иди же, наконец!

– Я, пожалуй, еще загляну к вам чуть позже, если позволите. Вдруг…

Я покачал головой:

– Не стоит. Думаю, серьезные результаты будут только к завтрашнему утру, скорее всего – даже вечером. Так что…

– Я понял. Тогда – спокойной ночи. И душевно благодарю вас за то, что согласились помочь. Всего хорошего, молодой человек.

Вот и появилась причина завтра отказаться от сеанса. Признаться, не хотелось бы ссылаться на здоровье.

Я достал чистый лист бумаги, карандаш, маленький карманный словарь (если я обходился без него при чтении «Феномена», то здесь уж – никак); включил настольную лампу.

Несколько следующих часов прошли незаметно, я даже перестал беспокоиться о всех этих неполадках с собственным здоровьем. Просто забыл об окружающем мире, и лишь сильное чувство голода заставило оторваться от дешифровки. Спустился в Большой зал (там опять никого не было), поел и снова принялся за работу.

Заснул поздно ночью, и все время, пока лежал, потушив свет, перед глазами мелькали извивы древних знаков, скрывавших в себе мысли человека, жившего Бог весть когда. Удивительно!

ДЕНЬ ОДИННАДЦАТЫЙ

ДЕНЬ ОДИННАДЦАТЫЙ

– Вставайте, господин! У-у, зануды!

– Уже встаю!