— Привет, Олаф. Жду тебя и твою семью вечером на общем собрании. Придете? Я на вас надеюсь.

Глаза его перестают бегать. Он вздыхает — мне кажется, даже с облегчением.

— Конечно, адмирал. Можете на меня положиться.

Олаф известный смутьян. И болтун, кстати, первостатейный.

* * *

На нашем плане легко поставить крест. Но черта с два я позволю это сделать.

— Осторожно! — кричат наверху. — Смотри, куда прешь! Левее! Легче!

Старая речная канонерка. Заржавленный борт выкрашен свежей краской.

Мы стоим с Киклопом на берегу, глядя, как ленивое течение колышет кувшинки. Эта тихая заводь, зеленая мутная вода. Лучшее место для мятежной канонерки.

На канонерке постоянно что-то гремит и щелкает, из трубы поднимается едва заметный сизый дымок, над ней дрожит нагретый воздух. Из люка то и дело вылазит кто-нибудь, похожий на черта из ада. Люди Обри. «Селедка» стоит под парами. Угля у нас не так много, зато в трюме канонерки сложен парус. В крайнем случае пойдем под ветром. Или на шлюпочном буксире.

По сходням постоянно бегают люди — кто с ящиком, кто с мешком, кто матерясь. Гвалт. Топот босых ног, смешки, ругань. Канонерку еще нужно загрузить. Дальний переход — это вам не загородная прогулка с пикником на морском берегу.

Я говорю вполголоса:

— Придется уйти отсюда — как можно дальше. И все начинать сначала.

«Да», — жестом показывает Киклоп. На груди у него висят на шнурке блокнот и свинцовый карандаш. И еще он надел свои очки.

Самоубийство, думаю я.

Но что еще остается?

Я прикидываю ресурс. Машины у нас старенькие. Даже если выдержит цилиндр высокого давления, а там явно намечаются трещины… Бедная «Селедка» — из речной канонерки в морской круизный лайнер.

— Куда нам идти? — говорю я Киклопу. — Давай, ты у нас умный.

Он задумывается. Киклоп пишет:

«Мадагаскар».