– Никаких если. За будущее надо платить.

– Чем? – спросил я, не спуская с него глаз. – Чужими пальцами? Чужими судьбами?

– У тебя есть свой вариант? – лениво спросил Юренев.

– Есть, – упрямо ответил я. – Но он требует терпения.

– Говори.

– Есть архивы, – честно говоря, я не был готов к обстоятельному разговору. – Ты сам утверждал, что информация никогда не теряется в этом мире полностью. Если Андрей Михайлович впрямь попал в чукотское стойбище, он найдет способ дать о себе знать. Не знаю как… Может, несвоевременное слово в казачьей отписке, как знак на скале, понятный только нам, намек на невозможное. Не знаю… Что-то должно быть… Есть томские, якутские, другие архивы… Есть архив Сибирского приказа… Если знать, что именно ищешь, можно найти…

– Сколько времени тебе понадобится? – по-моему, Юренев уже спрашивал меня об этом.

– Не знаю… Год, два…

– Вот видишь, – спокойно сказал Юренев, – а мы это сделаем за несколько часов. Да и сам подумай, как ты отыщешь след? След, если он и был, мог затеряться. Его сгрызли мыши, пожрала плесень, сожгли пьяные дьяки. Ты можешь не опознать след, пройти мимо него. Мало ли сумасшедших умирало в старых чукотских стойбищах? Андрей Михайлович вообще мог не оставить никаких знаков, он мог попросту не осознать своей новой жизни, как не осознает ее чукча Йэкунин. Нет, Митя, – он впервые назвал меня по имени, – Андрею Михайловичу может помочь только НУС. Только она. Что же касается побочных эффектов… Да, ты прав, их появление вполне реально…

И быстро спросил:

– Ты боишься?

Я покраснел:

– Я уже говорил. Не за себя.

Юренев полез в карман пиджака и выложил на стол два авиабилета:

– На Москву сегодня два рейса, на утренний ты опоздал. Один через два часа, другой через шесть. Можешь лететь любым, ты успеваешь выбраться из зоны действия НУС. Может быть, впрямь так будет лучше.

– А вы?

Ия улыбнулась, Юренев стоял молча.

– Я остаюсь, – сказал я угрюмо.

– Я знал, – Юренев так же спокойно спрятал билеты. – Одна морока с тобой. Но ты с нами. Это обнадеживает.

И он хохотнул привычно, низко. И моргнул изумленно, как выброшенный из потемок на свет филин.