Светлый фон

Утерявший и зеркальные очки, и наушники Антуан, чью белоснежную рубашку испачкало несколько влажных красных пятен, полулежал в неестественной позе, со склонённой набок головой, застряв между пилотским креслом и правым бортом. Без явных признаков жизни. Похоже, пилот «Вампира» очень хорошо знал, куда именно следовало бить…

Занявшая левое пилотское кресло Клава с непередаваемо злым выражением лица изо всех сил вцепилась в «рога» штурвала. Её волосы изрядно растрепались, а лежавшие на штурвале тонкие наманикюренные пальцы были густо перемазаны оружейной смазкой.

– Где он? – только и спросила она раздражённо.

Я для очистки совести глянул по сторонам ещё раз – и ничего не обнаружил.

– Нет его, – ответил я. – Явно ушёл!

– Ага, – согласилась Клаудия. – Но наделал делов, поганец…

Между тем правый крен С-47 всё увеличивался. Я выглянул в выбитую форточку. Пропеллер нашего правого двигателя вращался еле-еле, а правое крыло и сам двигатель горели всё больше. То есть какого-то видимого пламени видно не было, но дымная полоса за нашим хвостом расширялась, с каждой минутой становясь гуще и темнее.

Мысли у меня в голове были самые дурацкие. Вот сейчас как рванёт – и рухнем мы на эти треклятые пески красивым огненным шаром, словно капитан Гастелло. И очухаемся мы, я – в своём времени, а Клаудия так и вообще на том свете… Только под нами не было завалящей вражеской колонны, чтобы, по крайней мере, продать свои жизни подороже…

– Что ты застыл?! – заорала Клава, выводя меня из ступора. – Держи правый штурвал и помогай мне! Будем садиться на вынужденную, пока этот кусок дерьма ещё летит!! Шевелись!!!

Я ухватился за правый штурвал и попытался удерживать его, присев на край пилотского кресла, частично загромождённого остывающим телом Антуана. Я не видел того, что происходило за нашим лобовым стеклом, и вообще был словно в тумане.

– Ровней! – кричала мне Клава как-то глухо, словно издалека. – Аккуратнее!!

Но, кажется, особого толку от моих «героических» усилий не было. Крен всё равно сохранялся…

Между тем мы снижались, и жёлтые песчаные дюны мелькали уже буквально в каких-то десятках метров ниже лобовых стёкол кабины.

– Держись! – услышал я вопль Клавы.

В тот момент мне не показалось, что это был особо удачный день для того, чтобы взять и умереть…

Земля мелькнула уже совсем рядом. Потом последовал резкий удар, от которого я со всей дури налетел грудью на штурвал, поскольку пристёгнут к креслу не был.

Самолёт пополз брюхом по земле, поднимая тучи песка и пыли и гася скорость. Удары перешли в лязг и скрежет, потом что-то сильно хряснуло в хвостовой части «Дугласа», и, глянув назад, я понял, что там стало как-то уж слишком светло.