Офицер понял, что пререкания ни к чему не приведут, и, надувшись, возился с замком. Белобрысый Гиви, от нечего делать, смотрел на узников. Неожиданно он наморщил лоб и, порывшись в карманах, вытащил измятую бумажку, которую и предъявил товарищу.
– Глянь-ка, Мартин, а второй ведь тоже наш клиент.
– Калека, что ли? – пожал плечами Мартин.
– Это ты калека! – возмутился Гиви. – Смотри на того, с побитой рожей!
Мартин внимательно посмотрел на Аршинова, сверился с листком и хлопнул офицера по спине.
– Второго мы тоже забираем.
– Как? Почему? – Возмущенный тем, что Рейх лишают еще одного приговоренного, фашист замахал руками. – На второго не было приказа коменданта! Я сейчас позову охрану!
Фашист продолжал качать права и остановился лишь после того, как трехгранный клинок заточки уперся ему в живот.
– Кишки выпущу, – тихо сказал грузин. – Будет чем занять руки.
Офицеру пришлось замолчать. Мартин достал из наплечной кобуры пистолет и повел стволом, приказывая Томскому и Аршинову выходить.
– Грабли за спину. Гиви, вторые наручники есть?
– Нет, но можно использовать одни на двоих.
Единственные наручники защелкнулись на запястьях Томского и Аршинова. Ситуация выглядела не слишком оптимистично, но Томский заметил, что прапор словно очнулся от столбняка. В его глазах заплясали знакомые бесовские огоньки. Старый вояка молчал, но Толику казалось, что он читает мысли Аршинова: «Еще поживем, Толян! Нет задач невыполнимых. Выучка дисциплинирует воина. Война – академия солдата!»
Томский и Аршинов уходили под издевательский хохот калеки. Он кричал, показывая пальцем на одураченного офицера:
– Что, съел, урод? Руки у тебя коротки!
– Ма-а-алчать!!!
– И не подумаю! Хуже, чем сейчас, ты мне уже не сделаешь! Руки коротки! – надрывался калека. – Кайне криг! Гитлер капут! Безоговорочная капиту…
Грохнул выстрел. И вслед, сквозь многогранное эхо, долетел еле слышный шелест:
– Ich sterbe…