Анатолий обошел вокруг костра и наконец увидел лицо Желтого. Хобот противогаза рос у монстра прямо из носа, вместо глаз поблескивали два круглых, вросших в кожу стекла, а фиолетовые губы были плотно сжаты. Костюм химзащиты ядовито-желтого цвета облегал тело чудища, как перчатка. Возможно, этот наряд был вовсе не костюмом, а кожей существа.

– Кто ты?

Вместо Желтого на вопрос Толика ответило эхо:

– Кто ты, кто ты, кто ты, кто ты…

– Что тебе нужно на моей станции?

– Нужно на моей станции, моей станции, станции…

– Уходи или…

– Или? – наконец произнесло чудовище. – Фиолетовые губы раздвинулись, обнажив ряд мелких, острых зубов и черный, распухший язык. – Или что, Томский?

– Я убью тебя!

– Глупо. Ведь я – это ты.

Желтый вдруг швырнул в него пригоршню угольев. Они угодили в грудь и просыпались под одежду.

– Ну все, урод!

Томский перешагнул через костер и сомкнул руки на шее монстра, который даже не пытался сопротивляться. Он душил Желтого с упоением. То ослаблял захват, позволяя монстру сделать глоток воздуха, то усиливал давление. Темные стекла превратились в глаза, хобот исчез. Умирая, чудовище превращалось в человека. Анатолий разжал пальцы. Желтый завалился набок. Его тело уменьшилось в размерах. Будто сдулось.

– Дядь-Толь…

Томский в ужасе попятился. У потухшего костра лежал вовсе не монстр, а Миша. Что он натворил?! Толик упал на колени, приник ухом к груди мальчика. Сердце того не билось.

Томский закрыл глаза, тряхнул головой. Проверенный способ изгнать кошмар сработал – Анатолий больше не видел тела. Вокруг вновь царил непроглядный мрак, по которому плыл оранжевый огонек. Толик наконец понял его природу. Это была нить накаливания лампочки-груши. Он был в своей комнате. Лежал на кровати с подсохшей уже тряпкой на лбу. Елена уснула прямо на табурете, прислонившись к стене. Анатолий встал. Коснулся рукой плеча жены. Та дернулась, открыла глаза.

– Ой, я, кажется, уснула. Ты как?

– Отлично. Ложись.

– А ты?