— Присаживайтесь, — сказал он, не отрываясь от своего занятия. — Это наша последняя с вами встреча, Филипп Аристархович, и незачем изображать из себя мученика.

— Мне не кажется, что эта встреча последняя!

— Да, согласен. Мы здорово запутались во времени. Мы можем еще столкнуться.

— Можно задать вопрос?

— Почему же нет? Спрашивайте о чем хотите, Филипп Аристархович. Хотя я не вижу в этом особой необходимости. Ведь сейчас вы легко можете прочитать мои мысли.

Он резко поднял голову и взглянул на Филиппа.

— Почему вы так ненавидите меня? — спросил Филипп, и не думая садиться на стул. — Почему не убили меня раньше? Ведь я столько раз был в вашей власти? Зачем вам нужна была вся эта дикая комедия с предательствами и побегами, ведь погибли тысячи невинных людей.

— Это уже два вопроса, — сказал, закуривая только что свернутую сигаретку, хозяин кабинета. — Но я с удовольствием отвечу на оба. Видите ли, Филипп Аристархович, я слишком долго гонялся за вами и по идее давно должен был к вам привязаться и полюбить. Но, увы, — он шумно выдохнул дым, — не случилось. Не полюбил. Я хочу уничтожить вас, потому что вы самый мерзкий, самый противный, самый беспринципный и жестокий из известных мне людей. Вы помогли тассилийцам справиться с земным десантом, а это можно понимать только как измену Родине. Вам на лоб приклеили металлопластырь, помогающий даже законченным шизофреникам вернуться в разум, но вы продолжали ненавидеть своих соотечественников. Вы не пожалели своих жен. — Дурасов не повышал голоса, но похоже, это давалось ему с трудом. — Мы повесили ваш портрет на доске: «Разыскивается опасный преступник, убийца женщин», но и это вас не остановило. И самое большое ваше преступление…

Он закашлял, и Филипп вставил одно слово:

— Какое же?

— Вы все время обращаетесь к Ахану, — вместе с кашлем крикнул полковник. — А ведь вы сами его придумали, этого Ахана. И если бы только для себя.

Он сделал очень длинную паузу. Но Филипп Костелюк больше не стал перебивать своего следователя. Пусть выскажется. Филипп только внимательно, следил за мыслью хозяина кабинета, поражаясь изощренной жестокости его слов.

— Миллионы, десятки миллионов людей были введены в заблуждение вашим наркотическим бредом, — продолжал полковник, — когда, лежа на полосатом диване, вы накурились травки.

В бессознательном состоянии вы, Филипп Аристархович, воспользовались хронобассейном тассилийцев. Не выходя из наркотического дурмана, вы оказались в десятом веке. Вы не сумели даже припомнить своего имени, но это не помешало вам назваться там пастухом Дионисием и проповедовать.