– Всего одна рабыня, – недовольно проговорил Сордаф. – И сосиски. Разве это добыча?

– Мы сюда не за добычей пришли, – строго сказал мастер Хуннан. – Мы пришли сюда совершить благое дело.

А Бранд стоял с женщиной на веревке и смотрел, как горит деревня.

* * *

Они молча ели черствый хлеб, растянувшись на холодной земле. Никто не разговаривал. Они еще не ушли из Ванстерланда и опасались разводить костер, и каждый сидел, погруженный в свои мысли, в темноте и мрачном молчании.

Бранд дождался рассвета – в черной туче над головой зазмеились серые полосы. Он все равно не спал. Все думал о том старике. И о том, как парнишка плакал, подпаливая крышу. Слушал, как дышит женщина – она теперь его рабыня, собственность. Просто потому, что он навязал ей на шею веревку и сжег ее дом.

– Поднимайся, – прошипел Бранд, и она медленно встала.

Он не видел ее лица, но, судя по поникшим плечам, она не собиралась сопротивляться.

На часах стоял Сордаф. Толстяк дул в ладони, растирал их и снова дул.

– Мы пойдем прогуляемся, – сказал Бранд, кивнув на ближайшую рощицу.

Сордаф ухмыльнулся:

– Еще бы. Ночка-то холодная…

Бранд повернулся к нему спиной и пошел прочь, время от времени дергая за веревку – женщина шла за ним. Они шли через подлесок, молча, под сапогами Бранда хрустели ветки. Вскоре лагерь остался далеко позади. Где-то ухнула сова, и он затащил женщину подальше в кусты, подождал, прислушался – никого.

Он не знал, сколько идти до опушки. Когда они вышли из леса, Мать Солнце уже поднималась на востоке – маленькое серое пятнышко. Он вытащил подаренный Рин кинжал и осторожно срезал веревку с шеи женщины.

– Иди, – сказал он. Она стояла и не двигалась. Он показал пальцем: – Иди. Иди домой.

Она сделала шаг, оглянулась, сделала еще шаг, словно не верила и думала, что это какой-то розыгрыш.

Он стоял и не двигался.

– Спасибо, – прошептала она.

Бранд поморщился: