– И ты не вышла бы на поединок с Гром-гиль-Гормом.

– Нет. И мы бы… и между нами бы ничего не было.

Он долго смотрел ей в глаза:

– Я ни о чем не жалею.

– Я тоже.

И она его поцеловала. Последний поцелуй перед бурей. Мягкое прикосновение ее губ. Горячее дыхание в холоде утра.

– Колючка? – рядом стоял Колл. – Горм уже вышел.

Бранду хотелось заорать в голос, но он заставил себя улыбнуться.

– Быстрей начнешь, быстрей убьешь его.

Он вытащил меч Одды и принялся колотить рукоятью в Ральфов щит, и остальные сделали то же самое, и ударили в щиты, и грохот пошел по войску, и все закричали, зарычали, запели. Она, конечно, совсем не тот поединщик, которого бы они выбрали, но она вышла постоять за Гетланд.

И Колючка, гордо выпрямившись, шла сквозь грохочущий строй, и воины расступались перед ней, как земля перед плугом.

Шла биться насмерть с Крушителем Мечей.

Сталь

Сталь

– Я тебя заждался, – сказал Гром-гиль-Горм своим певучим голосом.

Он сидел на высоком стуле, а по сторонам стояли на коленях его оруженосцы с мечом и щитом. Беловолосый улыбался Колючке, другой смотрел волком, словно сам собирался броситься в бой. А за ними, у восточного края площадки для поединка, выстроились двадцать ближних дружинников Горма. Там же стояла Матерь Исриун – глаза на худом лице горели злобой, ветер трепал волосы. Рядом мрачно переминалась с ноги на ногу Матерь Скейр. А за ними собрались сотни воинов. Темные их силуэты четко вырисовывались на фоне неба, в котором уже ярко светила поднявшаяся над Амоновым Зубом Матерь Солнце.

– Подумала – пусть еще немного поживет.

Конечно, она храбрилась. Рядом шли королева Лайтлин и отец Ярви. Следом – двадцать лучших воинов Гетланда. И вот она ступила на пятачок примятой скошенной травы. На таких обычно тренировались: восемь шагов в длину и в ширину, по углам воткнуты копья.

Пятачок, на котором умрет либо она, либо Гром-гиль-Горм.

– Не слишком ценный подарок.