– Я знаю. Просто это я должна сегодня бояться.

– Прости.

И он протянул руку и дотронулся в темноте до ее лица, и она прижалась щекой к его ладони.

– Просто… Мы так долго к этому шли. Я не хочу тебя терять.

– А я не хочу теряться. Но ты же знаешь – именно для этого я и рождена.

– Если кто и победит его, так это ты.

Еще б поверить в это…

– Я знаю. Но у меня не слишком много времени.

И она взяла его за запястье и потянула в постель.

– И я не хочу потратить его на разговоры.

* * *

Бранд сидел с Колючкиным мечом на коленях и полировал его.

Он отполировал его до зеркального блеска, от рукояти до блестящего кончика. Звезды погасли, и небо посветлело, и Матерь Солнце поднялась из-за Амонова Зуба. Сталь сверкает. Клинок наточен. Но он водил и водил по нему тряпицей, бормоча молитвы Матери Войне. Точнее, он бормотал одно и то же, одно и то же:

– …пусть она не умрет, пусть она не умрет, пусть она не умрет…

Чего не имеешь, то и хочешь. А когда получаешь, вдруг наваливаются сомнения. И тогда ты понимаешь, что можешь это потерять – о, тогда оказывается, что тебе это так нужно, так нужно…

Отец Ярви бормотал свои собственные молитвы, приглядывая за стоявшим на огне горшком. Время от времени он бросал туда высушенные листики то из одного мешочка, то из другого. Варево пахло немытыми ногами.

– Хватит уже полировать-то, – сказал он.

– Я не могу быть рядом с ней.

И Бранд перевернул меч и принялся яростно протирать его с другой стороны.