7

7

Великий разрушитель был еще больше похож на человека, чем Орлан, и еще менее человечен, чем тот.

Прежде всего, он был огромен, почти четырех метров роста. Непропорционально маленькая голова гнездилась на непропорционально длинной шее. На голове сверкали огромные глаза, жадно распахивался и прикрывался громадный рот. И оттого, что лицо властителя тоже было безносо, оно казалось скорее змеиной мордой. «Не образ человека, а образина», – сформулировал я первое впечатление.

Он смотрел на меня светящимися глазами. Это не метафора – из глазниц бил трассирующий свет. Цвет кожи Орлана показывал его настроение, а властитель старался напугать собеседников – для этого сверкание глаз подходило больше, чем озаренность лица.

Он тяжело восседал на помосте вроде трона. Для меня сиденья приготовлено не было. Я опустился на пол и скрестил ноги. В обширном зале мы были вдвоем.

– Ты знаешь, что я хочу предложить вам союз? – не то спросил, не то установил Великий разрушитель. Он разговаривал на сносном человеческом языке.

– Знаю, – ответил я, – но, прежде чем говорить о союзе, я должен задать несколько вопросов.

– Задавай. – Он, как и Орлан, не признавал нашего вежливого обращения на «вы».

– Вы похожи на человека и говорите по-человечески. Но мы даже отдаленно не родня.

– Я могу принять любой облик, лишь бы он был биологически возможен. Я облекся в человекоподобие, чтобы тебе было удобнее.

– Я бы предпочел ваш естественный вид. Мне было бы приятней, если бы вы меньше походили на меня.

Он разъяснил, что смена образа – дело хитрое. Изготовление новой оболочки требует немалого времени. И вообще он не злоупотребляет своей свободой трансформации. Про себя я порадовался: если смена облика непроста даже для властителя, то в ближайшее время нам не грозит появление псевдолюдей.

Было несколько мелочей, смущавших меня, и раньше, чем переходить к основному, я коснулся их:

– Наш звездолет был задраен, но Орлан появился в нем. Как он это сумел?

– Появился не он, а его изображение, сфокусированное в звездолет. Разве вы не применяете передачу изображений?

– Применяем. Но у нас силуэты-картинки… Осима же разбил пальцы об изображение Орлана.

– Вы, очевидно, передаете только оптические характеристики, а мы и другие свойства – твердость, теплоту, даже электрическую напряженность. Все очень просто. Еще вопросы?

Я сообщил, что облечен властью для войны, но не для союза. Если он собирается затрагивать проблемы, интересующие все человечество, то во всяком случае та часть человечества, что находится неподалеку, то есть все мои товарищи, должна участвовать в обсуждении. Он возразил: если транслировать нашу передачу, то его подданные тоже услышат ее. Мне это безразлично, сказал я. Он отметил, что я разговариваю тоном победителя, а не побежденного. Я ответил, что нужно различать разговоры и переговоры: разговаривает он со своими пленными, но в переговоры вступает со всем человечеством, – стало быть, ему нужно привыкнуть к тону, который свободное человечество для них изберет. Он объявил, что для начала удовольствуется соглашением со мной, а не со всем человечеством. Я поинтересовался, имеет ли он в виду меня одного или с товарищами. Он имел в виду всех нас. В таком случае без информации, передаваемой всем, не обойтись, стоял я на своем. Ему внове был такой дерзкий тон. Неплохо приучиться к любому тону, повторил я, и можно начать с меня. Уже не один пленник представал перед ним – и у всех тряслись поджилки, ибо он волен в их жизни и смерти. У меня, возможно, поджилки тоже трясутся, но волен он лишь в физическом моем существовании, а не в помыслах и желаниях. К тому же он добивается того, чтобы мы захотели с ним дружить, – трясущиеся поджилки вряд ли способствуют такому желанию. И вообще мучить пленников он может в соответствии со своими обычаями и на своем языке, но завоевывать их дружбу надо на их языке и согласно их обычаям.