– Расскажи, что нового на границах Персея.
Он ответил – в нем звучало сочувствие к моему нетерпению и моей тревоге:
– Когда я отсекал конвойные звездолеты от «Волопаса», человеческий флот преодолел первую линию преград. Путь в глубины Персея не прост: брешь, образованная моим переходом к вам, прикрыта другими Станциями Метрики. К сожалению, пять остальных Главных Мозгов остались верны своим господам. Они почти равны мне по могуществу, но у них другие стремления.
– Ты сказал – стремления. Как это понимать?
– Они – исполнители. Я – мечтатель.
Все его ответы были удивительны, но этот показался удивительней всех.
– Мечтатель? Невероятно! Но о чем же ты мечтаешь?
– Обо всем, что затрагивает мое воображение. Пять моих собратьев трудятся, потом отдыхают. Я мечтаю, а отдыхая, тружусь, то есть руковожу Станцией. Временами такие горячие мысли сжигают мои клетки!.. Тогда я тоскую. Тоска – одна из форм моего существования.
– Ты не ответил, Мозг…
– Я ответил: мечтаю обо всем.
– Мне это непонятно. У людей мечты имеют направленность. Я бы сказал: человеческие мечты – векториальны… тебе понятен такой язык?
– Вполне.
– Мы обычно мечтаем о том, что сегодня не дается, но завтра будет осуществлено. Наши мечты предваряют дела, они – первые ласточки действий. В фундаменте нашей фантазии – практичность. У тебя по-иному?
– Совершенно по-иному. Я мечтаю лишь о том, чего никогда не сумею совершить. Мои мечты не предваряют дела, а заменяют их. Ваши мечтания – нащупывание еще не раскрытых вероятностей. Мои – вечная моя тоска по отсутствию возможностей.
В третий раз он упоминал о своей тоске. Такие объяснения были бы излишни в любой форме обмана. Теперь я не сомневался, что Голос – тот, за кого себя выдает.
– О чем ты тоскуешь? Как говорили наши предки: поведай свои печали…
– Боюсь, вы их не поймете. Вы свободны, а я невольник. Могущественный узник – мог бы обратить в прах миллионы живых существ… И одновременно – раб! Никому из вас не знакомо ощущение несвободы.
– Почему же? Каждый из нас недавно хлебнул неволи.
– Временной, человек! Вы верили, что заключение должно кончиться, надеялись на это, знали об этом! Вы добивались свободы как чего-то возможного – и добились ее. А я в заключении вечном. Вдумайся, адмирал! Вслушайся в эти слова: вечная неволя! Неизменное, нерасторгаемое, неизбывное заключение – от начала до конца жизни! Сама жизнь – форма неволи, и единственное освобождение – смерть.
Я поставил себя на его место и содрогнулся.