– Не надо отправлять галактов в дальние экспедиции, раз на кораблях им не так удобно, как на планетах, – иронически подсказала Мери.
– Да, приходится отказываться от многих экспедиций, – подтвердил Тигран, улыбаясь еще приветливей.
Беседой снова завладел Ромеро.
– Вы сказали: равноправие. У нас тоже равноправие – социальное, в смысле обеспеченных каждому общественных возможностей: еды, жилья, учения, работы и прочего. Но гарантировать каждому, что его полюбит та, которая ему нравится, – нет, это уж сам старайся, тут тебе общество не слуга.
– Да, любовь, – сказал галакт. – Трудная штука. Ужасно необъективное чувство. Какой-нибудь рядовой субъект становится дороже всех в мире. Мы знаем об этом несправедливом чувстве, нарушающем равноправие, но пока мало что можем с ним поделать.
– Хорошо, оставим любовь. – Ромеро явно чего-то добивался. – Вы сказали: экипаж звездолета… Если есть экипаж, то, очевидно, имеется и командир? И командир, очевидно, отдает приказы, обязательные для экипажа, а ему, естественно, никто не приказывает? Не так ли, любезные хозяева?
Тигран покачал головой:
– У нас нет командиров. Звездолетом мы командуем сообща. Как мы все согласно пожелаем, так и будет.
– А если появятся разногласия?..
– В команду подбираются близкие по характеру. Расхождений между нами не бывает даже в чрезвычайных ситуациях.
Теперь и Ромеро не нашелся что ответить. Галакт обратился ко мне:
– Ты один не проронил ни слова. Почему?
– Я слушал вашу беседу.
– У тебя нет к нам вопросов?
– По крайней мере – сотня.
– Мы слушаем тебя.
То, о чем спрашивали галактов мои друзья, было, конечно, важно, но некоторые проблемы интересовали меня больше, чем ликвидация необъективной индивидуальной любви.
– Я хочу знать, что вам известно о рамирах и как возникла война между галактами и разрушителями? Мы вступили в борьбу с разрушителями и считаем вас естественными союзниками…
Галакты переглянулись.
У людей подобное переглядывание – весьма приблизительный эквивалент обмена мыслями: речь все-таки передает их полней. Но галакты искусней нашего пользуются взглядами – правда, и глаза их огромны. Тигран, видимо, получил согласие товарищей на рассказ о войне в Персее.