– Все в порядке, капитан Осима, – сказал я. – Идемте в командирский зал.

В кресле командира корабля сидел Камагин, Олег беспокойно ходил по залу. Я с опаской поглядел на маленького космонавта. Эдуард работал четко и быстро. И хотя МУМ не было и все приказы исполнительным механизмам он мог отдавать только через Голос и лишь через него получал информацию анализаторов, он держал себя так, будто управление кораблем и не нарушалось. На экране кипело, стреляя звездами, ядро, но в диком хаосе настигающих друг друга светил Камагин вел звездолет с уверенностью моряка, командующего судном в шторм. И я подумал, что если Эдуард впадет в безумие прошлого, то это будет самый неопасный для нас род сумасшествия, так как и в своем далеком прошлом он был отважным галактическим капитаном, возможно, самым умелым среди нас, ибо водил корабли в эпоху, когда МУМ и в проекте не было, – я чуть было не употребил выражение «в помине не было». И если бы даже погиб Голос, то, что для нас было бы катастрофой, для него стало бы возвращением к хорошо освоенному искусству ручного кораблевождения.

Осима сел рядом с Камагиным. Я вполголоса сказал Олегу:

– Ты заметил, в каком состоянии Осима?

– Осима плох. Поэтому я и разрешил ему уйти.

– А я возвратил его обратно. Боюсь, потакание безумию лишь усиливает его. Я немного повымел вздор из головы Осимы, но не знаю, надолго ли.

– Во всяком случае, без подстраховки ему уже нельзя поручать командование звездолетом, – сказал Олег, и я с ним согласился.

Я побыл в командирском зале несколько минут. Когда я уходил, Осима разрыдался. Он вслух горевал, перемежая слова всхлипами:

– Не было девушки Весны – О’Хару-сан! Не было обвитой гирляндами лиан с цветами сакуры в темных волосах О’Хару-сан! О, весна души моей, благоуханная О’Хару-сан, не было тебя! И я должен пережить, огнеглазая О’Хару-сан, что тебя нет и никогда не будет!

– Я бы все-таки направил его в госпиталь, Эли, – сказал Олег.

– А кто там будет ухаживать за ним? Такие же потерявшие разум? И мне кажется, ему уже лучше. Раньше он бежал искать О’Хару-сан, а сейчас прощается с ней.

И, как бы подтверждая мои слова, Осима достал платок, вытер залитое слезами лицо, одернул китель и сказал почти нормальным голосом:

– Адмирал, у капитана Осимы кружится голова. Я сдал дежурство капитану Камагину. Я пока подремлю в кресле, адмирал.

Он закрыл глаза и немедля заснул. Во сне лицо Осимы медленно приобретало обычные резкие, энергичные черты. Олег остался в командирском зале, а я направился в лабораторию. Там собирали стабилизатор времени. Резкий голос Эллона один разносился по всему помещению, демиурги и люди бегом исполняли его команды. В дальней стороне ходил от стены к стене Орлан. Вокруг него образовался клочок свободного пространства: никто не осмеливался нарушать невидимую границу, отделявшую Орлана от остальных. Еще несколько дней назад такая картина была бы немыслимой: Орлан до того старался не выделяться на корабле, что как-то пропадал в любой группе, где было больше трех человек, галактов или демиургов.