Встать. Костыли совсем близко. До ближайшего можно дотянуться пальцем. Бросил быстрый взгляд на сиртей. Те ничего не предпринимали, уверены в себе до крайней степени. Это хорошо, это правильно. Второй костыль оказался чуть дальше и когда Степан, изгибаясь словно гусеница, пополз к нему, послышались смешки. Поначалу смеялся кто-то один, буквально через мгновение ему вторили уже все остальные, причем смешков было гораздо больше, чем самих воинов. Смеялись все кто был рядом, и кому посчастливилось наблюдать воочию эту потешную картину. Вражина с забитым землей ртом корячится, ползет к своей палке. Ни на что не способное, бессильное ничтожество, которое можно раздавить сейчас так же легко, как и то яблоко, что вывалилось из его корзины.

Пальцы Степана сомкнулись на втором костыле. Так, а вот теперь пора. Главное подняться, не делая резких движений и выглядеть при этом настолько униженно, чтобы никому из них не пришло в голову вновь толкнуть его наземь. Встать. Встать и подойти к троице как можно ближе, благо они стоят совсем рядом друг возле друга. Перенес вес на левый костыль, ударил резко и коротко сомкнутыми костяшками пальцев правой руки в кадык главарю и тот тотчас же захрипел, оседая на землю. Второй сирть рыпнулся на выручку товарищу, рыпнулся очень удачно, сокращая дистанцию до минимума. Ему досталась «медвежья лапа» — удар тыльной стороной ладони снизу вверх, в основание носа. Успел заметить брызнувшую из ноздрей этой падали кровь и сразу же упал как подкошенный — это третий воин опомнился, наконец, и сообразил подсечь его несущий костыль. Не успел еще Степан коснуться спиною земли, а воин уже сидел на нем сверху и долбил по черепу кулаками с такой методичностью, которой позавидовал бы бывалый боксер. Бил мощно, словно кувалдой. Некоторые из его ударов Степану удавалось блокировать, но та часть, что попадала по цели, заставляла его сознание «плыть». О контратаке нечего было и думать — он сосредоточился на обороне, стараясь перекрыть руками как можно большую площадь. От одного из таких ударов в носу что-то хрустнуло, и мозг взорвался такой дикой вспышкой боли, что в глазах на какое-то время стало темно. Что-то неладно было и с челюстью. Сейчас его больше всего волновало, уцелели ли зубы. Стоматологов-то нет. Нет стоматологов. Мысль эта билась подобно приливной волне, и, хотя тело его казалось бы напрочь перестало подчиняться, руки сами возвращались в нужную позицию, не давая воину нанести решающий удар, после которого рот Степана превратился бы в точную копию щербатого рта старухи, только что продавшей ему браслет.