– Да, толстый, мы в своем уме, мы все, и Зил тоже. И ладно с ним, с полем-огородом, сейчас не до вопросов и ответов. Нужно закончить это все. Это все неправильно, толстый, ты же видишь. Это только на радость врагам, нашим настоящим врагам, которые смотрят на нас, дурачков, со стороны, или сверху, или снизу, или еще откуда-то – и смеются, хохочут. Парни, надо закончить эту погибель побыстрее!.. Не знаю, сколько я еще протяну. Поэтому – побыстрее, прошу. Хватит трепаться.

Изо рта Лариссы тонкой струйкой лилась кровь, только теперь Зил это заметил. Все видел – чужие смерти, огонь, боль, ненависть, искореженный металл видел, а то, что смертельно ранена дорогая ему девушка, родной уже для него человек, увидел в последнюю очередь.

– Что с тобой?! – Траст положил руку на плечо девчонки, и та едва не упала.

Рыжий здоровяк будто разом ослеп, или же просто отказался поверить, что Ларисса жива еще только чудом – в ее спине торчала секира Сыча. Когда ком с щупальцами взорвался, секиру вырвало из руки Сыча и швырнуло прочь, а Лариссе просто не повезло оказаться на пути заточенного лезвия!..

Траст протянул руку, намереваясь схватиться за топорище и избавить подругу от секиры, но Ларисса перехватила его запястье:

– Толстый, не смей! Хочешь, чтоб я истекла кровью, не завершив начатое, да?! Меня уже нет, ясно тебе?! Нет меня! Но пока я с тобой еще, толстый, и с тобой, кролик, давайте сделаем то, что задумали. Давайте спасем всех. Всех, толстый, всех. И чистяков и полукровок. Давайте хотя бы попытаемся.

Руки друг другу на плечи. Глаза в глаза.

Траст всхлипнул, по щеке его скатилась слеза. У Зила задергалось веко. Ларисса презрительно осклабилась, глядя на них.

И началось.

Зилу больше не надо было закрывать глаза, и без тьмы он научился уже видеть сеть из нитей-связей, протянутых ко всему живому, что есть на Поле Отцов – к плетенной из травы одежде и к корням копий, к шипометам и к воющим от страха волчаркам, к полукровкам и к зогу, что оплакивал гибель хозяина-следопыта. Но главное – нить тянулась и к Рогачу. Вот как раз этой нити Зил и коснулся, вцепился даже. Она была очень тонкая, эта нить. Она могла в любой момент порваться, если резко потянуть за нее. Надо аккуратно, потихоньку, но изо всех сил, не жалея ни себя, ни Траста с Лариссой.

В голове точно разорвался снаряд. Боль обожгла позвоночник.

Леший впал в привычное уже полуобморочное состояние. Нить невозможно было удержать, но Зил держал, тянул, чтобы для начала хотя бы сдвинуть Рогача с места, подчинить своей воле хотя бы одну его лапу. И хоть тянул-держал леший не пальцами, не мышцами, но его старания сказывались все-таки на теле: из носа потекла кровь, заболели все суставы, дрожь в коленях никак не удавалось унять. Трасту и Лариссе – он знал – было не легче. Особенно – Лариссе.