— Я вижу, вы оба меня не поняли. Если нам суждено провести здесь остаток своих дней, мы что, должны всё это время стонать от отчаяния? Так что же нам делать?

— Не делать гадостей и глупостей, вести себя, как обычно, — впрочем, это бессмысленно, конечно. Но что нам ещё остается?

Она кивнула.

— Тогда… ну, я не знаю, чем нам заняться…

— Воспоминаниями? — неуверенно предложил Анмай. — Похоже, это последняя оставшаяся нам радость.

Хьютай широко улыбнулась.

— Пожалуй.

* * *

Она закрыла дверь, потом критично осмотрелась: проекторы силовой подушки остались на стене, но здесь была ещё пеллоидная постель, как оказалось, исправная. Придав ей наиболее удобную форму, она сбросила одежду на пол. Анмай, стесняясь, последовал её примеру. Они занялись любовью, — без всяких изысков, просто и быстро, — потом подремали. Проснувшись, Анмай ткнулся губами в её сосок… и вдруг застыл. В его памяти вдруг с поразительной яркостью возникла комната, — почти такая же пустая, и с таким же темным окном… только оклеенная зеленой бумагой с каким-то узором, и с голой лампочкой, свисающей на шнуре. А он, тогда ещё безымянный, покоится на чьих-то сильных руках, и так же тычется губами в такой же темный сосок… Он вновь поцеловал Хьютай… и отстранился. Желания в нем не осталось, просто было очень хорошо и спокойно. Теперь, когда Путешествие Вверх закончилось, в общем, ничем, он ощутил вдруг желание оглянуться на прожитую жизнь. Ему хотелось вспоминать.

— Что с тобой? — спросила Хьютай.

Вэру высвободился из её рук и сел. Она села рядом с ним.

— Знаешь… я вспомнил Ирту Ласси… мою мать. Это моё самое первое воспоминание… о моем настоящем доме, — её крохотной квартире на шестом этаже громадного старого дома в Товии. Я часто болел, она носила меня в поликлинику… на руках… я помню их, как твои. Там были такие плакаты на стенах… и запах… Однажды, когда она уже шла домой… было очень темно, был буран, я помню, как яростно ветер нес снег, — кажется, это был один из последних буранов, дошедших до Товии с Темной Стороны. Ирта споткнулась, уронила меня, и меня покатил ветер, представляешь? Меня несло довольно долго, пока я не уткнулся в сугроб… такой маленький, обмотанный одеялом кокон. Ирта очень испугалась… а я… нет…

— Какой она была?

— Похожей на тебя… только полнее. Я не помню лица… И у неё были такие печальные глаза…

— А отец? Керото Ласси?

— Его я совсем не помню… знаю лишь по документам… такой рослый, крепкий парень, похожий на Найте…

— Их расстреляли, да?

— Да. Они были славными… они ни в чем не были виноваты… по крайней мере, Ирта. Ни о чем я не жалею так сильно, как о ней. Как бы я хотел, чтобы мы были вместе! Не здесь, конечно… Я помню, как она возила меня в коляске по улице, представляешь? Я тогда смотрел на всё… в первый раз… — у Вэру перехватило горло, и он замолчал. Успокоившись, он продолжил: — Уже свободным, узнав всё о её судьбе, я потом часто засыпал в слезах… прижимая к себе её фотографию. А ведь тогда я был уже крепким юношей лет пятнадцати, не раз смотревшим в глаза смерти. Но воспоминания о первом горе, о первых утратах, стершиеся с годами, ожив, обжигали как огнем! И я до сих пор люблю её…