Тепло, которое и есть Лукас, затопляет меня, и я впитываю его. А взамен предлагаю свою тишину, свое спокойствие. Я даю ему то, что есть я сама. Мое тихое, прохладное серое — в обмен на его золотое.

И там, в сорняках у края воды, мы становимся чем-то гораздо большим, чем мы есть поодиночке.

Это любовь, и это печаль, и одно не существует без другого. Для нас — нет.

Мы теперь одна история, и мы правдивы.

Одна правдивая вещь.

Лукас прижимается лицом к моей шее. «То, что надо», — говорит он. «То, что надо», — отвечаю я.

Когда все заканчивается и мы возвращаемся к самим себе, я целую Лукаса в губы.

А потом он привлекает меня к себе, и я прижимаюсь к его боку.

— Это было… Это было…

Я лежу на боку, глядя на Лукаса сверху.

— Да, — говорю я. — Это было. — А потом наклоняюсь и осторожно целую его в щеку. — А ты есть.

Мы лежим рядом на берегу, мы спим несколько часов, пока солнце не садится, а улица позади нас не затихает.

Значит, это любовь, думаю я.

Это Лукас, снаружи и изнутри, со мной.

И пусть теперь падает серый пепел.