— Но мы всё равно
Хольт долго молчал.
— Да, — наконец ответил он, и понял, что действительно так считает. — Да, боюсь, что ты права.
— То есть, вы согласны? Вы будете действовать?
— Думаю, я должен, — с грустью произнес он. — Доброй тебе ночи, кадет Рив.
И в эту ночь, как в большинство иных ночей, Хардин Вендрэйк видел во сне убийство города, который был уже мертв. И кошмар вновь начинался на том же месте.
Его «Часовой» достиг окрестностей Троицы во главе разворачивающейся серой змеи, что протянулась почти на километр. Практически все бойцы так одурели от холода и голода, что едва могли идти, не говоря уже о том, чтобы держать строй. Последняя «Химера» на полозьях отказала четыре дня назад, последняя лошадь пала вчера. Когда это случилось, тянуть сани с ранеными выпало шагоходам. Верные долгу кавалеристы по очереди выполняли эту бесславную задачу, но и топливо, и воля почти закончились к тому моменту, как они добрались до городка.
Сердце Хардина радостно забилось при виде домов. Капитан даже почти забыл о холоде; он отключил обогреватель несколько суток назад, и кабина превратилась в морозильную камеру. Вендрэйк заворачивался в меха, словно какая-то варварская мумия, но пальцы в митенках оставались открытыми и уже посинели на кончиках. Как и любой достойный всадник, он никогда бы не пожертвовал ловкостью ради удобства, но чувствовал, что до обморожения рукой подать.
Впрочем, город был ближе.
А затем Хардин увидел майора, который стоял на обочине, словно мрачный привратник, и понял, что дела плохи. Разумеется, тогда Катлер ещё не был Белой Вороной — волосы офицера блестели угольной чернотой, он не заворачивался в уныние, как в мантию, но судьба уже ждала его за порогом.
— Сровняйте город с землей, капитан! — крикнул Энсор, перекрывая рев пурги. — Разрушьте его! Сжечь всё!
— Сжечь всё… — бессмысленно повторил Вендрэйк.
— Кроме церкви, её оставьте мне.
— А люди? — Хардин слишком устал, чтобы приказ мог шокировать его.
— Их тоже сожгите.
— Я не понимаю, — и он слишком устал, чтобы попытаться понять.
— Так будет лучше для всех, капитан.
Хардин засомневался лишь на мгновение.