«
Гниль укоренилась здесь десятилетия назад, когда аун’о Хамаан, эфирный, ответственный за Федру, исчез вместе с шас’о Геза, командующим воинов огня. О’Сейшин, как старший тау среди оставшихся на планете, принял общее руководство и уже не слагал полномочия. Шли годы, Джи’каара ждала, что эфирные или каста огня пришлют замену пропавшим, но никто не появлялся, и женщина наконец призналась себе, что всё так и останется. Война, в которой у тау не было военного или духовного вождя, деградировала в нечто непонятное для Разбитого Зеркала.
«
Последняя, мрачная мысль обеспокоила Джи’каару, но время раздумий прошло. Открыв огонь из фузионных орудий, боескафандры обрушились на «Часовых».
Единственным, кто увидел приближающихся врагов, оказался Ван Галь, хотя «увидел» было не совсем точным описанием. Он скорее «почувствовал» тень, коснувшуюся шкурки его шагохода. Это было совершенно нелогичное ощущение, но кавалерист давно затвердил, что логика никак не помогает выжить. Боргард не думал, а действовал, и сейчас он так резко развернул машину, что менее талантливый всадник опрокинулся бы. Очередь мощных фузионных разрядов распорола воздух позади него, и в металлической платформе возникли глубокие борозды. Вся мощь параллельного залпа досталась «Часовому» Арнесса, кабина которого разлетелась на куски. Обезглавленный шагоход проковылял несколько метров и с грохотом рухнул на площадку. Мистеру Серебряку повезло, и его противник, — очевидно, не такой умелый, как остальные, — даже не зацепил машину парня. По Квинту вообще не стреляли: несомненно, тау определили в нем худшего из пилотов.
— Боескафандры! — воксировал Ван Галь, инстинктивно определив врага ещё до того, как тот коснулся земли. Широкие ступни БСК и ноги, схожие с поршнями, изящно амортизировали удар, но центральный чужак немного споткнулся.
«
— Вижу фузионки и огнеметы! — крикнул мистер Серебряк, юный северянин, которого приняли в «Серебряную бурю» из-за имени, как живой талисман. Однако парень оказался блистательным кавалеристом, и капитан Вендрэйк на собственные деньги купил ему «Часового». Это вызвало раздражение твердолобых патрициев вроде Квинта, но Ван Галь гордился, что сражается рядом с Серебряком.