– И отец иногда может быть дураком…
– Вдумайся, Мимара, – сказал он, с ожесточением сжимая кулаки.
Не меньше, чем обсуждение Ишуаля, он терпеть не мог, когда ему напоминали об отцовстве.
– Дунианин отправил единственного сына в дебри. И вот через двадцать лет этот сын уже командует всем Трехморьем! Мы здесь, чтобы вспомнить, не больше и не меньше. Вспомнить и, если понадобится, воздвигнуть стены.
– Против аспект-императора.
– Против Истины.
Наступили дни покоя. Горы теснились на горизонте. Они, как ни странно, напоминали ей Менеанорское море зимой, когда темные валы с гребнями пены накатывают на берег. Проведя несколько страж над изучением Карты и вглядываясь в горные хребты, колдун понял, что они отклонились слишком далеко на юг, и им пришлось повернуть на север, пересекая изрезанные ущельями подножия гор Демуа.
Ее удивляла беременность. В борделе она была ужасной превратностью судьбы – страданием для тех, кто вынужден был ее прерывать, несчастьем для других, кто вынашивал до конца, потому что младенца потом неизменно забирали. Те крохи знаний, которыми она владела, она получила от матери, когда та носила близнецов. Но если императрица постоянно отдувалась и жаловалась, то растущий живот Мимары казался воздушным мешком, настолько легко было его носить.
Опять кирри, поняла она. Она отгоняла всякие мысли о том, как отразится волшебный прах на ребенке.
Ночью, впервые почувствовав, как толкается малыш, она просто расплакалась от облегчения. Старый колдун отказался класть руку ей на живот, и она в ярости взвилась, словно обезумев. Она кричала и швыряла камни, пока он, наконец, не уступил. Конечно, ребенок уже перестал толкаться.
Они наткнулись на стадо оленей, и старый колдун успел завалить четырех, прежде чем они разбежались по сумрачному лесу. Они пировали. Потом, готовясь к переходу через горы, она освежевала животных волшебным ножом, найденным в Гробнице. «Бурундук», назвала она его. Эта работа ужасала ее, но не кровью, а своей легкостью. Она думала, что нож надо будет наточить, поскольку край его выглядел закругленным, но колдун посоветовал не обращать на это внимания.
– У ножей из митрала сверхъестественные лезвия, – поведал он. – Они режут согласно твоему желанию.
Он оказался прав, но ее все-таки волновало, что сдирать шкуру с оленя оказалось не сложнее, чем обрезать подгнившие персики.
Завернувшись в шкуры, они отправились к подножиям гор. Поскольку они ничего не знали об обработке шкур, те начали гнить, даже когда их просушили на солнце. Спустя два дня колдун осторожно раскатал Карту и с тревогой осмотрелся кругом, после чего взволнованно пробормотал: