— Уверен? Она вроде никого еще не резала.
— По-ребенковски сработано. У пришлого иной почерк.
— Еще один с другой стороны, — выдыхает темнота голосом Тохи. — Чисто сделано.
— Не совсем, — уточняет Олим. — С одним дралась. Мешок с костями.
— Неважно, — прерываю спор.
Так, значит не шестеро, а пятеро. Снимала Санька. На тот момент капитан ее еще не догнал, что достаточно вероятно, либо просто не умеет тихо ходить по осыпям. Это еще вероятней.
Рация всхлипывает.
— Ирбис — Седьмому.
— Мы у каньона.
— Выходим. Не стреляйте.
Из расщелины ужом выскальзывает дочка и растворяется в темноте, стараясь не попасться мне на глаза. Напрасно, между прочим. Втык от Лаймы получится намного больнее. Верина в таких случаях не тетя Лайма, а та еще фурия. Это я должен быть уверен в неправильности действий, а Лаймочке это необязательно, достаточно, что за ребенка нервничали. Честно говоря, я пока дочкиных ошибок не вижу. Нет, конечно, ни за что не разрешил бы! Но сам поступил бы точно так же!
Следом за Санькой выбирается крупная фигура. Повыше меня ростом и раза в полтора шире. Неслабый мужик. Такой мог бы и стрелковым не пользоваться… Подхожу ближе:
— Капитан Урусов?
— Андрей, — он протягивает руку.
— Олег, — представляюсь я, отвечая на уверенное пожатие, — Юринов.
— Он же Ирбис, — констатирует мужик. Судя по тону, последнее сказано самому себе. — Ну и кто мне скажет, почему я не удивлен?
Таджикистан, Фанские горы, ущелье Казнок
Борис Юринов
На этот раз остановить Борю Пилькевичу не удалось. На первое же возражение, сержант разразился таким отборным матом, что полковник только головой покрутил. Первенство Дивизии по ругани с огромным отрывом принадлежало бы Юринову.
За время, проведенное в Средней Азии, сержант успел привыкнуть к местному строению фраз и нахватался самых разнообразных слов и выражений. Теперь русско-украинская брань приобрела характерную восточную витиеватость, отчего стала еще неприличней. Особенно смачно звучали связки из узбекских и таджикских слов, искусно переплетенные с южнорусскими ругательствами.