— Сказал бы, если бы мог с тобой заговорить, — ответил Миллер, по-астерски пожав ладонью. — Вы и сами неплохо справились. Теперь давай вниз, мы и так задержались.

Эстакада спустилась примерно на пятьдесят метров и уперлась в металлический тупик. От прикосновения Миллера стена, выглядевшая сплошной, раскрылась диафрагмой.

— Команда, на борт, — сказал Миллер. — Транспорт подан.

Холден, пригнувшись, шагнул в круглое отверстие и оказался в металлическом кубе со стороной два метра. Он сел на пол, а потом и сполз ниже, растянувшись навзничь.

— Это участок старой материальной трансферной системы, — начал Миллер, но Холден уже спал.

ИНТЕРЛЮДИЯ СЫЩИК

ИНТЕРЛЮДИЯ

СЫЩИК

Оно тянется, тянется, тянется, тянется, тянется…

Сто тринадцать раз в секунду оно тянется, и сыщик тянется вместе с ним. Следует за ним. Наблюдает. Тянется к сигналу, которого нет. Оно не досадует, не злится. Оно тянется, потому что тянется. То, что находит, оно использует, чтобы тянуться дальше и найти больше, и оно тянется дальше. Оно никогда не остановится. Оно об этом не знает.

Сыщик знает, и знает, что оно не знает. Сознание в контексте бессознательного. Разум в неразумной системе. Тут, собственно, нет ничего нового. Сыщик вздыхает, мечтает выпить пивка, понимает, что это артефакты модели. Когда-то существовал зародышевый кристалл, у него было имя. Он любил и отчаивался. Он сражался, проигрывал и побеждал ценой больших жертв. Все это не имеет значения. Он искал то, что пропало. Пропавших людей. Вокруг него все обусловлено этим фактом. Что-то должно быть, а его нет.

Вместо него — мертвое место. Место, где ничего нет. Откуда все изгоняется.

Сыщик тянется туда, и то, что дотягивается, умирает. Сыщик перестает тянуться. Он ждет. Он рассуждает.

Когда-то здесь что-то было. Что-то выстроило все это и оставило на столе объедки. Конструкторы, инженеры, охватившие тысячу миров, жили, умирали и оставляли после себя будничные чудеса вроде костей в пустыне. Сыщик знает. Здешний мир — место преступления, и одна вещь, выделяющаяся в нем — не принадлежащая ему, — это место, где ничего не движется. Артефакт в мире артефактов, но он не вписывается. Зачем они создали место, куда нельзя дотянуться? Это тюрьма, сундук с сокровищами, вопрос, которого не положено задавать?

Пуля. Бомба, которая продолжает тикать под кухонным столом, хотя война закончена.

Он ли, создавший Агнца, создал тебя? Или кто-то другой? Тот, кто убил вас, бедолаги, оставил кое-что после себя. Что-то, созданное вам на погибель, еще находится здесь.

Сто тринадцать раз в секунду оно тянется, не сознавая сыщика, не сознавая шрамов и артефактов, эха мертвецов, заключенного в нем разума. Оно тянется, потому что тянется. Ему известно, что люди умирают в неком более материальном пространстве, но оно не сознает своего знания. Ему известно, что оно составлено из тысяч смертей, но оно не сознает своего знания. Сыщик знает и сознает, что оно знает.