Светлый фон

«Игровое время? Уже не впервые он упоминает о времени. Значит ли это, что он в курсе — хотя бы в той же степени, как я? Или просто случайность, или привычный оборот речи?..»

Милов безмятежно улыбнулся и кивнул; а чтобы получилось еще убедительнее, сдублировал голосом:

— Договорились. Буду вести себя нежно. Как одуванчик. Сравнение ему самому показалось смешным, однако Клеврец воспринял его, как должное.

— Ваше поведение начинает меня радовать, — сказал он в ответ и, оглядев охранников, взглядом предупреждая их о необходимости быть наготове, нажал кнопку звонка у входа.

2

2

(100 часов до)

(100 часов до) (100 часов до)

«Какое-то воздействие, — думал Милов, стараясь идти помедленнее, чтобы побольше времени оставалось до мгновения, когда придется вступить в серьезную схватку и победить или проиграть, тем определив и свое будущее — и, наверняка, будущее всей операции, ради которой оказался здесь. — Вторжение в корку? В подкорку? Технецизация? Вполне возможно. Вообще-то уже только ради этой информации стоило огород городить. В Штатах будут очень довольны — если только информация эта когда-либо к ним поступит. Вызванный к доске ученик проявляет сообразительность и немалое усердие. Ладно, это потом. Сейчас важно представить, насколько успешно сработает блокада. Надо настроиться, понять, что же мне предстоит. Психическое воздействие, подавление воли, возможно — амнезия… Но ведь технеты ничуть не производят впечатления умственно неполноценных; они просто чужие — да, тут другого слова не подберешь: совершенно чужие, не дружественные и не враждебные. Во всяком случае, пока они не становятся толпой и пока разговор не заходит о восточных соседях — тогда они могут очень легко пойти вразнос. Да, хочешь — не хочешь, придется признать, что ребята были правы, когда предупреждали меня… А прививка Эскулапа? Прививка с рекреационным сроком до недели. Ну, неделя — это уйма времени, у меня такого срока просто нет, мне отведено теперь меньше ста часов. Так что надо поторапливаться — если удастся».

— Простите, я прослушал, — сказал он извиняющимся голосом; уйдя на несколько мгновений в свои мысли, он и в самом деле пропустил мимо ушей то, что сказал ему Клеврец все в той же профессорской манере.

— Вы размышляете? Это хорошо, — произнес тот таким голосом, словно ничего другого и не ожидал. — Я говорю: вот мы и пришли. Разденьтесь, пожалуйста, до пояса…

Милов поднял голову и огляделся. И невольно поежился.

— Внушительная кухня… — проговорил он, стараясь, чтобы голос не выдал волнения.

— Ну, конечно же. Неужели вы думали, что мы будем шаманить? Мы пользуемся новейшей аппаратурой…