В конечном счете я обнаруживаю себя придавленным к полу телом одного из «гвардейцев». Тело совершенно неподвижно и весит, как мне кажется, не меньше центнера. Спихиваю его в сторону, не без труда поднимаюсь на ноги и оглядываю поле битвы.

Все четверо живописно лежат и не шевелятся.

Кресла, кроме того, в котором, ошеломленно-испуганно хлопая глазами, сидит искусственное разумное существо Маша, перевернуто. Тут и там на полу видны пятна крови.

Мои все целы, хоть и растрепаны. Под правым глазом Петровича уже наливается роскошный фонарь, а у Ирины, кажется, разбита верхняя губа. Но вид бравый — хоть сейчас опять в бой. Петрович, как родную, держит наготове кочергу, Ирина — ножку от кресла. Интересно, она сама ее отломала?

— Очень хорошо, — говорю. — Благодарю за помощь. Теперь этих уродов надо связать, пока не очухались.

— Не надо, — подает голос Маша. — Они теперь очень не скоро… очухаются.

— Откуда вы знаете?

— Я знаю себя. А они такие же.

— Скажите, — задаю вопрос. — А в этом…мире есть, кроме нас и наших детей, хоть одно не искусственное разумное существо? Желательно из тех, кто обладает ответственностью и принимает решения?

— Нет.

— Ясно. Тогда почему я должен вам верить?

— Потому что я приняла решение, — она делает ударение на «я».

— Какое же?

— Я пойду с вами и постараюсь помочь вернуть детей. Сама я ничего не могла сделать. Этика.

— Очень хорошо. Куда и когда идти?

— Сейчас. У нас не очень много времени. С каждым часом вернуть детей будет все труднее. Здесь не очень далеко, а идти не надо — кони у крыльца. Только возьмем шляпы и плащи. Для маскировки. Не уверена, что в случае чего это поможет, но все-таки.

— У этих? — киваю на «гвардейцев»?

— Да.

— У меня своя шляпа есть, — гордо сообщает Петрович. — И я умею ездить верхом.

— Сережа, — обращается ко мне Ирина, — тебе не кажется, что все это сильно отдает каким-то безумием? Кони, шляпы, плащи… Что вообще здесь происходит? И потом, не знаю, как Петрович, а я не умею ездить на лошади!