Краем глаза Рогозин увидел плотный ком тел, рвущийся в дверной проем, отпрянул к окну, вскочил на подоконник. Внизу стояли, ожидая его с поднятыми вверх мечами, светловолосые бойцы. Рогозин коротко глянул через плечо и прыгнул из окна.

Нет, они были не дураки, чтобы принять его вес, помноженный на скорость падения, на короткие клинки. Бойцы расступились, занося мечи. Вслед Рогозину раздался рев разочарования.

Он даже не попытался устоять на ногах. Используя инерцию движения покатился по траве, выбрасывая вверх саблю и меч попеременно, в надежде блокировать удары. Звон мечей, тяжелое дыхание, что-то секануло по плечу, в землю рядом с головой вонзился меч…

Ему удалось привстать на одно колено, заметив блеск падающего меча, он скрестил над головой меч и саблю, пошатнулся от мощного удара. Глаза встретились с темными, почти черными глазами беловолосого бойца. Мечом Рогозин отвел меч противника, все еще лежащий в скрещении его оружия и ткнул «карабелой» в плоский мускулистый живот. Боец охнул, согнулся. Рогозин отпрянул, почувствовал сбоку летящую в голову сталь… Что-то коротко прозвенело, басовито, как оборванная струна. Удара не последовало, Рогозин скосил глаза. Беловолосый падал, схватившись за короткую стрелу, торчащую в груди. Да это же арбалетный болт…

Из окон квартиры Рогозина последовал залп из арбалетов. Вокруг зазвенели болты, ударяясь в металлические нагрудники и небольшие круглые щиты, закричали, падая на землю, светловолосые воины. Из окон, как горох из прохудившегося мешка, посыпались уроды. Оставшиеся в живых после залпа арбалетов встречали их ударами мечей. Рогозин перевел дыхание, поднялся на ноги. Вокруг кипел бой, и, похоже, всем было не до него. Он почувствовал, как кто-то схватил меч и потянул из руки. Воин, которого он ударил в живот, стоя на коленях, ухватил меч за лезвие и тянул на себя. Из-под пальцев по клинку сбегала кровь. Рогозин рванул меч к себе. Воин вскрикнул, белыми гусеницами упали на землю отрезанные пальцы. Воин закричал скорее от разочарования, чем от боли — уж очень безумными были его глаза под насупленными бровями.

Оглянувшись, Рогозин отступил на шаг, потом еще на один, повернулся спиной к схватке и побежал. Ни криков, ни топота погони позади, только звон мечей и глухие удары топоров. «Если смогу выбраться к метро — все обойдется. Там менты постоянно дежурят, у них стволы. Посмотрим, как вы на свинец реагируете. Выведу вас, стравлю, а сам дворами и подальше отсюда», — подумал Рогозин.

Он перешел на шаг, осмотрелся и стал забирать влево, чтобы выйти на Хорошевское шоссе как раз напротив метро «Полежаевская». Плечо саднило, он поднял руку. На коже был длинный разрез вдоль мышц, сбегающий от плеча к локтю. Кровь едва сочилась, значит, ерунда. Он перелез через низенький забор, пошел по траве. Рядом послышался голос. Рогозин остановился, прищурился, вглядываясь, и облегченно выдохнул: какая-то собачница выгуливала двух борзых. Тощие зверюги вяло бродили по газону, изредка присаживаясь, задрав хвосты. Он уже собрался окликнуть женщину, как слова замерли в глотке — впереди из-за дома выступили знакомые приземистые фигуры. Рогозин замер, оглянулся. Позади блеснули под фонарем нагрудники и щиты. Противники расцепились и теперь загоняли его. Все правильно — отобрать меч, а уже после выяснять отношения.