Босой старец в перепачканной землёй и соками трав свите проворно зашагал по тропе.
– Ну что, как дела у моей ученицы?
Услышав этот вопрос, Самбор в кои-то веки вернулся в более естественное для себя состояние – возвеселился, загордился, и даже коз помянул:
– Заклинала меня, ещё когда летел в Винланд к Рёгнвальду, чтоб не лез в каждую драку. Радила коза козлу в огород не лазить, а сама уж там! Когда боргундцы напали на Поморье, повела пеплинское копьё в бой, вдвоём с матушкой!
– Про то я и в дённике прочитал. Ты про работу её расскажи!
– Она свела все топографические карты повета в одну, а эту карту послойно ввела в тьетокон. Теперь Вратислав отрядил под её начало трёх топографов, чтобы сделали то же самое для всего воеводства! Чтоб каждый рубеж и каждая вежа знала счёт, не говоря уж о дорогах и фарватерах!
– Хоть и воевода, а всё ж общественную нужду понимает, – одобрительно, насколько мог, сказал Курум.
Хельга успела подивиться, насколько по-разному выглядит одна и та же тропа в одном и том же лесу в зависимости от того, в какую сторону по ней идёшь. Почва под ногами была влажной и упругой, слева журчал ручей и шелестел листьями небольшой ольховник из смешанных зарослей серой и зелёной ольхи.
– Почему «Хоть и воевода»? – предсказуемо оспорил Самбор. – Мы его для того и выбрали, радеть об общественной нужде!
– Верно, но всё равно любой ярл, воевода, или тем более конунг – это часть исторического течения власти, издревле враждебного течению свободы.
Мечник вновь всхрапнул овецебыком, на этот раз менее усталым, прежде чем сказать:
– Вряд ли в той клятве, что дал Вратко, когда принимал пернач, есть что-нибудь про вражду течению свободы!
– Скрижалями с клятвами тиранов[279] мощён путь в Хель, – невозмутимо отразил мистагог, продолжая быстро шагать вдоль ручья. – Спорить не буду: я с годами стал держаться мнения, что полемика – дело вполне таки бесплодное. Более того, если ты одну и ту же вещь скажешь двум смертным, что держатся противоположных мнений, каждый услышит только то, что поддерржит его мнение.
– Раз никого ни в чём не убедить, зачем тогда вообще разговоры? – спросил схоласт.
– Потому что единственный верный способ, чтоб точно никто тебя не понял, это смолчать. Вот я и не молчу, просто говорю, что думаю. Не поймёт кто, я уже привык, а вот если кто услышит и о том же задумается, ну что… уже дело.
– Так говори, я задумаюсь! – посулил Самбор.
– Ну, как это объяснить… Поморье, Альдейгья, или Кильда довольно близки идее атаксии, но всё-таки есть в них и государственная машина, раз дело всего общества передаётся в руки немногих, будь то посадник, законоговоритель, или воевода, значит, есть и опасность.