И ощущается самой что ни на есть реальностью.

– Эй, кто-нибудь? – кричу я. – Гумберт?

Проверяю гостиную, потом столовую. Там царит разгром: столы перевернуты, стулья валяются на полу, шторы сорваны с окон. Я отступаю, отступаю в коридор и спотыкаюсь обо что-то. Истрепанная холщовая сумка Джона.

– Джон?

Бросаюсь вверх по лестнице, в спальни. Повсюду разорванная одежда: красивые платья Файфер, темно-зеленый кафтан Джона и даже уродливый арлекинский камзол Джорджа.

– Джордж? Файфер?

Я зову их по именам и слышу в своем голосе страх. Снова бегу вниз, в библиотеку. Дверь сорвана с петель. Внутри темно. Но я и так знаю: и там разгром. Сквозь дыры в разбитом стеклянном потолке врывается холодный ветер, треплет страницы книг, сваленных на полу незажженными кострами – только поджечь. В лунном свете едва видно сваленное дерево: серые ветви разбросаны по залу, как кости на кладбище, созданные мною листья кружатся в воздушных вихрях. С минуту я стою в темной разгромленной библиотеке, стараясь справиться с растущим страхом. Изо всех сил пытаюсь вспомнить, что говорила Файфер об иллюзиях. Иллюзия делает страх реальным? Или же страх делает реальной иллюзию? И каким целям служит эта иллюзия? Она должна показать мне мой страх, но я не знаю, чего боюсь. Пока еще не знаю.

Я выхожу в вестибюль. Но вместо шахматного коридора, которым пришла, вижу нечто иное. Грязные каменные полы, сбитые в угол дорожки, такие же, как раньше, разбитые окна – на сей раз цветного стекла. В одном из осколков можно разглядеть хвост змеи, неустойчиво повисший на раме.

– Николас!

Я пробегаю по дому, как только что пробегала по владению Гумберта. Гостиная. Столовая. Спальни. Все разгромлено, как и у Гумберта. Кухня. Выглядит той же, какой я в последний раз ее видела: котлы, сковородки, ножи, продукты – все разметано в вихре хаоса.

– Гастингс!

Никто не отзывается. Дом безмолвен.

Я медленно оборачиваюсь, озираюсь, дыхание прерывистое, руки и ноги немеют от ужаса. Что это все значит? Не знаю. Знаю лишь, что надо выбраться отсюда. Вновь бегу в вестибюль, толкаю тяжелую входную дверь.

И застываю на месте.

Я стою на краю людной площади и вижу, как палачи зажигают костры. Они окружили узкие деревянные помосты, высоко держат горящие факелы. А на помостах, цепями прикованные к столбам, обложенные снизу хворостом, стоят Джон, Файфер, Джордж и Николас.

Меня шатает, я едва не теряю сознание от ужаса. Но не успевают еще палачи поднести факелы к хворосту, как я ору, проталкиваюсь через многолюдную толпу, стараясь как можно скорее добраться к ним. Я снова и снова зову их по именам, но они меня не слышат.