От постоялой избы мимо кареты босиком по раскисшей земле, по конским «яблокам» грозно прошла дородная баба в одном исподнем. В руке у нее раскачивалась тряпка.

– Гиллигут!

Стукнули ворота пристройки.

Исподнее мелькнуло внутри. Раздался скрип половиц. Что-то звякнуло, дзонкнуло, белая, в рыжих пятнах кошка выбралась оттуда, уселась, отвернув голову.

Пассажир улыбнулся.

– Беги, Гиллигут, беги, – шепнул он себе под нос.

Впрочем, даже если бы некий Гиллигут его и услышал, было уже поздно.

– Вот ты где!

Шлепок. Еще шлепок. Звонкий. Смачный. Мокрой тряпкой по мягкому.

– Ма-а! – басовито взревели в пристройке.

А затем, топоча так, что все вокруг содрогалось, звенело и сыпалось, придерживая портки, из ворот вылетел детина лет восемнадцати. Высокий. Плечистый. Толстозадый.

Кошка, мявкнув, прыснула в сторону.

– Ма!

– Вот тебе!

Тряпка догнала беглеца и ужалила в жирную спину.

– Ай! – Детина припустил.

Мать не стала преследовать сына. Раскрасневшаяся, отдуваясь, остановилась перед каретой.

– Извините, господин, – слегка поклонилась она пассажиру, – сейчас ваш багаж погрузят. Уже скоро.

Пассажир серьезно кивнул в ответ.

Хотя едва сдерживался, чтоб не расхохотаться.