– Ну, да. Я в своих друзей стрелять не буду, это за меня мои ученики сделают. Так выходит? – хмуро бросаю я.

– И что? – искренне удивляется Кылыч. – Если я все правильно помню, то ваш конструктор Михаил Калашников не очень-то переживал из-за того, что из его автомата убивают людей по всему миру. Он хорошо делал свое дело, а все остальное – не его проблемы.

Вот ведь задачка… И как теперь быть? Соглашаться, а потом при первой же возможности – «на рывок»? Так далеко не факт, что такая возможность в дороге появится. А из Эрзерума сбежать – вообще из области фантастики. Местности не знаю, языка не знаю, ни оружия, ни еды… Короче, такие варианты даже в кино и в книжках не прокатывают. Попробовать время потянуть?

– А время на размышления у меня есть?

– Минут пять дам, – с невозмутимым лицом отзывается полковник.

Вот скотина! Мысли, словно белки в колесе, вихрем носятся в голове. Нет, соглашаться нельзя. А если откажешься, то, скорее всего, шлепнут тебя, Михаил Николаич, у ближайшей подходящей стенки или вообще в Ведено отдадут. То-то там народец рад будет. Твою ж маму! Одна остается надежда, что Эли про меня не забудет. А иначе – точно крышка. Почему-то вспоминается фраза Владимира Высоцкого из древнего, виденного еще в детстве, фильма «Интервенция»: «Сигарету можно взять, а вот от жизни придется отказаться». Поднимаю глаза на замершего в ожидании полковника.

– Нет, Атмаджа-эфенди, я от вашего щедрого предложения, пожалуй, откажусь. Что-то мне в убийстве русских людей участвовать даже в качестве дрессировщика в вашем «зверинце» неохота.

Кылыч долго и пристально смотрит мне в глаза, но не выдерживает и отводит взгляд первым.

– Что ж, выбор сильного человека… Не одобряю, но уважаю… Надеюсь, ты понимаешь, чем этот отказ для тебя обернется?

– Отлично понимаю.

– И не страшно?

– Глупый вопрос. Смерти только клинические идиоты не боятся. Но бывают в жизни такие моменты, когда смерть – далеко не самый поганый выход.

– Да уж, – удивленно мотает головой полковник. – Вот теперь я готов поверить в любые истории про русский спецназ. Аллахом клянусь, я бы так не смог.

Я лишь развожу руками, мол, ничем помочь не могу.

– Ну, если так, я тебе подарок сделаю как солдат солдату. В Ведено тебя не отдам – обойдутся. И над телом твоим глумиться не позволю. Похороним, как положено.

– А каким макаром казнить будете? – решаю до последнего держать форс я, хотя состояние сейчас самое что ни на есть препоганейшее.

– Умрешь, как и положено солдату, – отвечает мне ставший враз каким-то преувеличенно серьезным Кылыч. – От пули.