– Люфт понятно, при чем здесь исламисты? – спросил Зурин.
– Потому что в исламистов вам поверить легче, чем в восстание народа. Мне удалось привлечь ваше внимание?
– Чего вы хотите? – спросил Женю полковник.
– Чтобы все было без глупостей, – повторил Ковалев. – И если вы попытаетесь сюда сунуться, мы вашу группу захвата вместе со зданием на атомы разнесем.
– Я вас очень хорошо понял, – сказал фээсбэшник. – Я сейчас же проинформирую руководство и проинструктирую подчиненных. Тем более, как мне только что доложили, вы начали прямой эфир. Сохраняйте хладнокровие. Можете мне поверить, что каждый из привлеченных к этой ситуации желает ее скорейшего и мирного разрешения.
– Я верю, город будет! – орал Женя, раскинув руки. – Я верю, саду цвесть. Когда такие люди… Я не-на-ви-жу вас. Вы, трусливые твари, прислуживаете вывихнутому режиму и хотите, чтобы я вам верил?!! На ваших штыках он держится. Но нас сотни. Тысячи. Нас мил-ли-о-ны! Мы разберем прогнивший мир на пиксели. Ве-ли-кий Лю-у-у-уфт! – взревел он, вскинув руки.
Ковалев понимал, что его несет, что он сошел с ума, но его это больше не беспокоило. Он вырвался на свободу из пыльного чулана. И это увидел мир. Мир должен подняться. Иначе ему больше не на что надеяться.
– Я все понял, Евгений, – спокойно сказал полковник. – Я вас очень хорошо понял.
Зурин вышел из Видений. Женя вздохнул. Не то с облегчением, не то от бессилия. Он объявил революцию. Захватил логово и сказал, что вместе с ним сотни бойцов. Они не могут не подняться на борьбу.
– Да ты религиозный маньяк, – осторожно заметил Артемьев.
– Разве я сказал, что послан на Землю с миссией от Всевышнего?
– То, во что ты веришь, религия безумцев.
– Очень хотелось бы, чтобы они тоже так подумали.
– А можешь не сомневаться, они подумали, – подтвердил Артемьев. – Но мы-то с тобой знаем, что это не так. Давай поговорим спокойно?
– Зачем?
– А зачем, черт возьми, ты все это затеял?
– Затем, что не-на-ви-жу, – последнее слово Женя снова сдавленно прорычал.
– Это я уже слышал, – вздохнул Артемьев. – И, возможно, ты даже в чем-то прав. Иногда я сам ненавижу себя. И весь мир. И всю преисподнюю. А особенно рай. Но однажды мне подвернулся шанс, и я сделал свой выбор. Что сделали с миром Видения – вопрос трактовки событий. А что с миром сделал алкоголь? Табак? Демократия? Но тебя-то это не беспокоит? Ты не борешься с алкогольными компаниями. Ты не борешься с демократами, среди которых нет ни одного порядочного человека. Замазаны все. Ты слышишь? Все! Но ты не борешься с ними, а уж вот кто на самом деле испоганил мир, перевернул его с ног на голову. Вот кто предал истину. И совсем не бесплатно. Я заработал много денег, продвигая Видения, но в этом нет обмана. Я сделал кое-что в этом мире, за что мне не стыдно. А что об этом думает Бог, мне плевать. Потому что он сам этого сделать почему-то не захотел.