Ефрем отчётливо увидел, как молодой парень, сорвался и полетел прямо на торчащие во все стороны куски кривого и рванного железа. Беднягу просто разорвало об преграду, и разные части полетели в бурные воды. Разведчик в ужасе посмотрел наверх, где из купе высунулась молодая женщина, держащая за руку кричащую от ужаса дочку. Девочка усиленно брыкалась, плакала, паниковала, чем сильно осложняла возможность помощи своей матери. Женщина так и не смогла удержать дитя, с отчаянным визгом, она проводила упавшего ребёнка. Девочка заскользила по полу, ударилась о дверь купе, и сменив траекторию, покатилась прямиком на Ефрема. Капитан машинально поймал ребёнка. Ухватил её за ручку, тонкую, слабенькую. Затрещала стенка, служащая опорой республиканцу, побелели кулаки, которые теперь не должны были раздаться. Из клубов дыма, виднелась плачущая мать, которая молила о помощи, что-то кричала, но оглушённый взрывом Ефрем ничего не мог разобрать. Он посмотрел на девочку, которую держал. Маленькое милое личико, перепачканное грязью и гарью, слезы, размазанные по щекам, она молила «дяденьку» не отпускать руку. Это невинное существо, цеплялось за свою молодую жизнь, как утопающий хватается за соломинку.
Но Дерягин не видел девочки, незнакомой малышки, его контуженное воображение рисовало лицо любимого и единственного сына. Одними губами он прошептал его имя, и слеза побежала по пыльной щеке, оставляя мокрый след. Сильная боль, резкая и неожиданная, отрезвила капитана, какой-то острый обломок ударил по голове. В глазах потемнело, руки начали разжиматься. Заверещала девочка, впиваясь ногтями в кожу своему спасителю. Ефрем закричал, не от боли, а от бессилия, от того, что снова он слаб, он не в силах помочь. Хрустнул уголок стены, за который держался Дерягин, и острый осколок вонзился в ладонь.
— Не — е — е — е — е — ет! — эхом пронеслось по вагону.
Дикий вопль Ефрема, ударил по барабанным перепонкам. Потная, скользкая ручка ребёнка выскользнула из ладони разведчика. Размахивая ножками, сдирая ладошки в кровь, дитя отчаянно билось за свою жизнь. Ефрем не мог видеть смерти любимого сына, которого воображение нарисовало в незнакомой девочке. Он ударился головой о пол, закрыл глаза, и зарыдал, из последних сил держась за выступ.
* * *
Словно загнанное животное, Захар стал оглядываться по сторонам. Вагон висел уже почти вертикально, внизу что-то горело, и чёрный дым не позволял дышать. Мухин стал биться от безысходности — обломки привалили его ногу, и теперь разведчик оказался в ловушке.
— Чёрт! Чёрт! Проклятие, — сначала жарким шёпотом, потом, уже переходя на срывающийся крик, Захар начал звать на помощь.