В кухне не было стульев, и в любом случае стол оказался слишком высоким для Тамаса, так что он просто стоял напротив Адома, пока тот наливал ему миску тыквенного супа. Спустя несколько минут фельдмаршал попросил добавки, и Адом с радостью передал ему вторую порцию, а затем принес основное блюдо – тонко нарезанные куски баранины с хлебом.

– Ваш сын… – нарушил наконец тишину Адом.

Тамас на мгновение перестал жевать, забыв даже переспросить: «А что с моим сыном?»

– Когда он выстрелил в Кресимира, ответный удар чуть не погубил его. Любой другой на его месте умер бы мгновенно, но защита Ка-Поэль оказалась такой прочной, что устояла даже против ярости бога. Он был на краю гибели, и даже я не мог вернуть его к жизни. Но эта чудесная девушка… – Адом покачал головой. – Я никогда не видел, чтобы кто-то учился так быстро. Включая самого Кресимира.

– Но какое отношение это имеет к вам?

– Так я попал в это тело. Ка-Поэль поняла, что вывести Таниэля из комы можно только ценой чьей-то жизни. Она выбрала Черлемунда и удалила его личность, оставив лишь пустую оболочку.

– Это ужасно.

– Да, именно так. Я прожил сотни жизней за тысячи лет. Я знаю, насколько это ужасно.

– Но откуда вам это известно?

– Она сама мне рассказала, когда вы были в Кезе.

– Она же не умеет говорить!

– Зато прекрасно умеет передавать мысли. Как бы там ни было, когда Кресимир убил Михали, я перебрался в это тело. – Он довольно похлопал себя по животу. – Это был тяжелый переход. Обычно я занимал совершенно новую оболочку – младенца в материнском чреве, который иначе родился бы мертвым. Но и этот метод работает не хуже.

Еды на тарелке Тамаса почти не осталось. Он потянулся к блюду с бараниной, но Адом опередил его и сам положил фельдмаршалу несколько кусков.

– Почему вы так долго не возвращались?

Адом рассмеялся:

– Я ведь нахожусь в теле человека, которого ненавидит все Адро. Мне было неловко показаться в таком виде.

– Значит, все дело в Бруде? – догадался Тамас.

– Да, в Бруде. – Адом мгновенно посерьезнел.

– Вы знали, что он замешан в этом?

– Нет, до того самого момента, когда Кресимир убил меня. Это было словно вспышка в сознании, я вдруг узнал больше, чем был в состоянии постичь, находясь в прежнем теле. Именно тогда я и почувствовал чужое влияние. Это многое объясняло. Он хотел удержать Михали в лечебнице. С одной стороны, чтобы я всегда был на виду, а с другой – чтобы убрать со своей дороги.